Когда Босх подошел к двери, мужчина, которого он уже видел, открыл ее раньше, чем он успел постучать.

— Мистер Блейлок?

— Да, это я.

Босх показал ему полицейский значок и удостоверение.

— Можно поговорить с вами и с вашей женой несколько минут? Меня привело к вам дело, над которым я работаю.

— Вы один?

— Да.

— Долго сидели там в машине?

Босх улыбнулся:

— Часов с четырех. Приехал слишком поздно, чтобы снять номер.

— Входите. Кофе у нас сварен.

— Если горячий, с удовольствием выпью.

Блейлок провел Босха в комнату и указал ему на стулья и кушетку возле камина.

— Я схожу за женой и кофе.

Босх подошел к стулу, стоявшему ближе всех к огню. Собираясь сесть, увидел фотографии в рамках на стене за кушеткой. Подошел и стал разглядывать их. На фотографиях только дети и молодые люди. Всех рас. У двоих явно физические или умственные недостатки. Приемные дети. Он вернулся к стулу и сел.

Вскоре появился Блейлок с большой кружкой дымящегося кофе. Следом за ним в комнату вошла женщина. Она казалась немного старше мужа. Глаза у нее были еще заспанными, но лицо добрым.

— Это моя жена, Одри, — сказал Блейлок. — Вы пьете кофе черным? Все полицейские, которых я знал, пили черный.

Муж с женой устроились на кушетке.

— Черный, пожалуйста. Вы знали полицейских?

— Когда жил в Лос-Анджелесе, многих. Я тридцать лет работал в пожарной охране. Уволился начальником депо после беспорядков девяносто второго года. Решил, что с меня хватит. Поступил на работу как раз перед началом волнений в Уоттсе[12], а ушел после случившихся в девяносто втором.

— О чем вы хотели поговорить с нами? — спросила Одри, видимо, раздраженная болтовней мужа.

Босх допил кофе и произнес:

— Я служу в группе расследования убийств. В голливудском отделении. Работаю над...

— Я шесть лет работал там в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году, — сказал Блейлок, имея в виду пожарное депо, расположенное позади голливудского отделения.

Босх кивнул.

— Дон, дай человеку рассказать, зачем он приехал в такую даль, — промолвила Одри.

— Прошу прощения, продолжайте.

— Я работаю над одним делом. Убийством в Лорел-каньоне. Мы опрашиваем людей, живших на той улице в восьмидесятом году.

— Почему в то время?

— Потому что убийство произошло тогда.

Хозяева дома в недоумении уставились на него.

— Это что, одно из сокрытых дел? — спросил Блейлок. — Я не помню чего-то такого в то время в нашей округе.

— В определенном смысле оно сокрытое. Только тело было обнаружено меньше двух недель назад. Оно было похоронено в лесу. На склоне холма.

Босх вгляделся в их лица. Ничего изобличающего, только потрясение.

— О Господи! — воскликнула Одри. — Значит, все время, пока мы жили там, в лесу лежал мертвец? Наши дети ходили туда играть. Кто же был убит?

— Ребенок. Двенадцатилетний мальчик. Его звали Артур Делакруа. Вам знакомо это имя?

Муж с женой помолчали, потом посмотрели друг на друга и покачали головами.

— Нет, мы впервые его слышим, — ответил Дон Блейлок.

— Где он жил? — уточнила Одри. — Наверное, не в нашей округе?

— Нет, в районе «Мили чудес».

— Ужас, — вздохнула Одри. — Как он погиб?

— Забили насмерть. С вашего разрешения — понимаю, вам любопытно, однако мне нужно задать вопросы.

— О, простите, — сказала Одри. — Продолжайте, пожалуйста. Что еще мы можем вам сообщить?

— Видите ли, мы пытаемся восстановить картину улицы в то время, чтобы знать, кто был кто, кто где жил. Это, в сущности, формальность. — Босх улыбнулся и сразу же понял, что улыбка получилась неискренней. — И это оказалось трудной задачей. С тех пор в округе многое переменилось. Собственно говоря, с восьмидесятого года там живут только доктор Гийо и человек по фамилии Хаттер, дом которого в конце улицы.

Одри сердечно улыбнулась:

— О, Поль очень славный человек. С тех пор как его жена умерла, он всегда поздравляет нас открытками с Рождеством.

Босх кивнул.

— Конечно, его услуги были нам не по карману. Своих детей мы возили в клиники. Но если что-нибудь случалось в выходные или когда Поль бывал дома, он никогда не колебался. Сейчас некоторые врачи опасаются что-либо делать, так как могут... Извините, я разболталась, как мой муж, а вы приехали сюда не ради этого.

— Ничего, миссис Блейлок. Вы упомянули о своих детях. Я слышал, будто у вас в доме был семейный приют, это правда?

— Да, — ответила она. — Мы с Доном брали к себе детей в течение двадцати пяти лет.

— Просто потрясающе. Я восхищен. И сколько же детей вы приютили?

— Трудно было вести им счет. Одни жили у нас годами, другие всего неделями. Многое зависело от прихоти судов по делам несовершеннолетних. Мне разбивало сердце, когда ребенок только-только привыкал, начинал чувствовать себя как дома, а суд отправлял его обратно в семью, или к другому родителю, или еще куда. Я всегда повторяла, что берущим детей на воспитание нужно иметь большое сердце с большой омозоленностью на нем.

Одри посмотрела на мужа, он взял ее за руку и повернулся к Босху.

— Мы однажды сосчитали их, — произнес Дон Блейлок. — В общей сложности у нас за все время жили тридцать восемь детей. Но воспитали мы только семнадцать. Некоторые находились у нас достаточно долго для этого. Где-то от двух лет до... один прожил с нами четырнадцать.

Он повернулся так, чтобы видеть стену над кушеткой, поднял руку и указал на фотографию мальчика в кресле-каталке. Мальчик был хрупкого сложения, в толстых очках. Запястья согнуты под острым углом. Ребенок криво улыбался.

— Это Бенни.

Босх вынул блокнот, раскрыл на чистой странице, и тут защебетал его сотовый телефон.

— Это меня, — сказал он. — Не беспокойтесь.

— Не хотите ответить? — спросил Блейлок.

— Они могут оставить сообщение. Я не думал, что в такой близости к горам будет четкий прием.

— Прием четкий, мы даже смотрим телепередачи.

Босх взглянул на него и понял, что повел себя бестактно.

— Прошу прощения, я не имел в виду ничего дурного. Не можете ли припомнить, кто из детей жил у вас в восьмидесятом году?