В коридоре, ведущем в ларий, было, наоборот, очень светло из-за того, что показывали восходящее хвайское солнце. Серебристый серп светила выглядывал из-под пола на правой стене.

Места здесь было намного больше, и два меха, идущих впереди, чуть замедлили шаг. Немного погодя они поравнялись с третьим, несшим Ингрей, которым управлял специалист Накал. Ингрей видела спины командора Хатквебан и светлости Ченнса, идущих впереди. Ченнс снова снял свой шлем.

Командор резко остановилась. Повернулась к ним. Ченнс, оказавшийся у нее за спиной, тревожно оглянулся.

– Стоять! – крикнула командор. Мехи остановились неровным строем. Хатквебан смотрела на них сквозь щиток шлема.

Холодок побежал по спине. Ингрей вспомнила, насколько отличалось поведение мехов, когда ими управляли Тик и посол Гек. Но потом напомнила себе, что, даже зная, кто перед ней, она не всегда могла заметить разницу, особенно когда была занята чем-то другим.

– Стоять! – приказала командор Хатквебан и медленно подошла к мехам.

Она знает, поняла Ингрей. Но что тут поделаешь? Оставалось лишь лежать в стальных лапах меха. Командор подошла к ее меху, достала пистолет и выстрелила в него.

Мех накренился. Командор Хатквебан схватила Ингрей за руку и приставила пистолет к ее виску.

– Стоять! – приказала она по-йиирски. – Иначе я пристрелю мисс Аскольд.

Ингрей хотелось кричать от страха и обиды. Специалист Накал сказал ей, что силы обороны Хвай захватили омкемские грузовики и мехов. Где-то неподалеку должны находиться отряды обороны, готовые прийти на помощь. Только вот успеют ли они прежде, чем Хатквебан выстрелит? Что тут поделаешь? Ингрей подумала об истекающей кровью, потерявшей сознание Никейл. Командор тоже держала ее на мушке, когда из-за выходки Ингрей сработала сигнализация и Никейл подстрелили. Так, может, не стоит выводить командора из себя? В конце концов, все пошло не так, как рассчитывала Хатквебан, именно из-за нее, Ингрей.

– Спускайтесь, мисс Аскольд, – приказала командор, все еще держа ее за руку. – Мы с вами и со светлостью Ченнсом прогуляемся до Омкемской Канцелярии.

– Далеко вам не уйти, – сказал специалист Накал.

– Возможно, – ответила она, и в этот миг Ингрей поудобнее перехватила тяжелый ботинок и ударила им по пистолету Хатквебан.

Раздался оглушающий выстрел, от острой боли в руке потемнело в глазах, и Ингрей выронила ботинок. Командор выстрелила в нее? Некогда думать.

Несмотря на вспышку боли, она другой рукой схватила второй ботинок и нанесла удар по обзорному щитку командора. Один раз, другой. Послышалась беспорядочная пальба, командор отшатнулась.

Вернее, ее оттащили назад два солдата в золотисто-синем обмундировании. Позади нее на полу лежал Ченнс, сжимая шлем в руках.

– Ченнс… – Ингрей пыталась понять, что сейчас произошло. – Он…

– Можете больше о нем не беспокоиться, – сказал специалист Накал. – Нужно было шлем на голову надевать.

Внезапно перед ней возник солдат в золотисто-синей форме, и она больше не могла разглядеть Ченнса и командора.

– Мы вам поможем, мисс. Чар не может отнести вас, командор повредила его мех.

– Значит, слабые места у них тоже есть, – радостно отозвался специалист Накал. – И насчет вас они были правы, мисс.

– Вы ранены? – спросил солдат, когда два других омкемских меха развернулись и пошли обратно к палатам Ассамблеи. Ингрей показалось, что они направились именно туда, хотя ей трудно было на чем-либо сконцентрироваться из-за боли в руке. – Нужно доставить вас медикам, чтобы они вас осмотрели.

– Обо мне не беспокойтесь! – воскликнула Ингрей, сердце ее бешено колотилось. – Нужно в первую очередь помочь Никейл Тай! И пролокутору.

– Без вопросов, мисс. Пролокутор в порядке. Мисс Тай очень скоро осмотрит врач, ее уже отправили на медмехе. А вот и ваш на подходе.

– Я могу идти! – упрямо сказала Ингрей, хотя не была абсолютно в этом уверена.

– Не сомневаюсь, – согласился солдат, когда специалист Накал пересадил ее на медмеха. – Только надо ли? Думаю, что не стоит.

Рукав пиджака и юбка были в крови. Ничего, по дороге к врачу медмех просканирует ее.

– Погодите! – крикнул солдат, когда мех уже двинулся к выходу. – Не забудьте свою обувь, мисс.

Он наклонился, поднял ботинки и положил их ей на колени.

– Это не мои! – слабо возразила она. Медмех двинулся дальше, и, если даже солдат ей что-то ответил, она уже не услышала.

В коридоре Ассамблеи медмеха встретило неино в лунги и длинной свободной рубахе.

– Мисс Аскольд, – сказало оно, идя рядом. – Давайте осмотрим вас и наложим временные нейтрализаторы на колено и руку.

– Как Никейл? – спросила Ингрей и шмыгнула носом, слезы вновь навернулись на глаза, так что пришлось их вытирать.

– Ее везут на операцию. Сейчас я подниму спинку, и вы сможете откинуться.

– Да, конечно.

Откуда-то появился солдат в золотисто-голубой форме и сунул ей в руку чашку шербета.

– Спасибо.

– Пожалуйста, мисс.

– Ложитесь, – сказало медик.

Она откинулась назад, стараясь удержать чашку. Руки у нее все еще тряслись, но ей удалось не расплескать напиток. В ноздри ударил теплый пряный запах шербета.

– Вы слегка обезвожены. И сахар в крови упал. Растяжение связок в колене, хотя думаю, вам это и так уже известно. Пуля не задела жизненно важных органов, хвала всемогущим силам, фактически это ссадина, хотя я уверено, боль чувствительная. Вас быстро поставят на ноги.

– А что с пролокутором Дикат? Оно в порядке? – Ингрей открыла глаза и сделала глоток. Она еще никогда не пробовала такого вкусного шербета, пусть и растворимого.

– Наш пролокутор – крепкий орешек. Чтобы вывести его из себя, потребовался бы целый отряд.

– Так и есть.

Они вышли в широкий коридор станции, находившийся за пределами палат Первой ассамблеи. Кругом толпились люди. Не дети, приехавшие на экскурсию, не чиновники, не помощники представителей, а солдаты в золотисто-голубой форме сил обороны Хвай. Были здесь и гражданские, по крайней мере, одетые в гражданское люди.

– Ингрей!

Сквозь толпу к ней прорывалась Нетано. Почти бежала, Ингрей никогда раньше не видела ее такой. Пиджак сидел криво, лицо перекошено от беспокойства.

– Ингрей, милая, ты в порядке?

Ингрей всегда замечала, когда мать играет на публику. Хотя, с другой стороны, она же была публичным человеком, и на каждый ее шаг обращали пристальное внимание, независимо от того, искренний он или нет. Ингрей в определенном смысле и самой пришлось вести такую жизнь. Но она не смогла удержаться от слез.