Корабль вздрогнул, словно просыпающееся животное, шевельнулся...

И словно рябь пробежала по Кораблям, лежащим рядом... И дальше, от одной серо-зеленой туши к другой, от Корабля к Кораблю.

Корабли оживали. Корабли просыпались и будили друг друга. Медленно, словно действительно спросонья, они приподнимались над землей, выбирались из воронок и кратеров и ползли-ползли-ползли вверх, к небу, набирали высоту по миллиметрам, сантиметрам, метрам... ускоряясь, но при этом сохраняя дистанцию и, кажется, свое место в строю.

Оператор в Гавайском координационном центре закричал, вскочил с кресла и бросился к выходу, его схватили, повалили на пол, но он вырывался и кричал, что все, что они убили всех...

Мы убили всех, кричал оператор. Это апокалипсис, кричал оператор. И никто не выживет, кричал оператор...

Он много чего успел прокричать, пока кто-то из коллег не проломил ему голову массивной каменной пепельницей с надписью «Вспомни Гавайские вулканы» на боку.

Какого хрена орать о конце света, когда и так все понятно.

Корабли набирали высоту.

И море зеленого порошка осталось там, где Корабли лежали. Поначалу осталось.

А потом пыль начала подниматься вверх, вслед за Кораблями.

Словно зеленые нефритовые столбы росли, пытаясь догнать Корабли, не отпустить их. Миллионы нефритовых столбов. Или зеленых змей. Огромных и смертоносных.

Корабли поднимались все выше. Не торопясь. Словно им некуда было спешить.

А может, у них и впрямь было много времени для того, чтобы...

Для чего?

– Правда, красиво? – Старший показал пальцем на кадропроекцию.– Мы десять лет ждали этого момента. Я пытался представить, как все это будет выглядеть, но признаюсь – не предполагал, насколько это будет впечатляюще. Не молчи, милый, скажи – ты так все это себе представлял?

Младший не ответил.

После укола он не чувствовал боли. Он не чувствовал раны. Он даже тела своего не чувствовал.

Было ощущение... странное ощущение пустоты... и покоя. Ярость и ненависть к Старшему не ушли, клокотали где-то в глубине сознания, но тело не хотело шевелиться, не хотело нарушать этого покоя...

– Черт,– проворчал Старший, обламывая очередное щупальце медсистемы станции, уже седьмое.

Проектировщики постарались, дублируя системы... Или щупальца восстанавливались?

В любом случае это значило, что Младшего нельзя оставлять одного. Или нужно просто добить этого сопляка?

Добивать пока не хотелось. На станции должны быть двое. Десять лет назад им это втолковывали и вбивали накрепко. Правда, не сказали, что произойдет, если останется один.

Просто взрыв? Или окна вдруг откроются, выпуская воздух и жизнь из станции наружу? К звездам?

Или станция просто накренится, как корабль, получивший пробоину, и рухнет на Землю?.. Или опустится медленно, словно хлопья пепла... или...

Бессмысленно гадать. Нужно просто сидеть на полу рядом с Младшим и время от времени ломать серебристые щупальца, которыми станция пыталась удержать в мальчишке жизнь.

Старший перенаправил систему наблюдения и контроля в свою комнату. Он хотел видеть, как все происходит. Он хотел заранее увидеть Грифа, идущего к кольцу... одного или с Ильиным. Наверняка с Ильиным. Тот обещал найти и наказать...

Наказать... Старший хмыкнул.

Его невозможно наказать. Он даже представить себе не может, какое наказание предусмотрено Богом за его преступления.

Или он на самом деле не преступник?

И правда то, что они говорили с Младшим друг другу,– они не принимали участия в убийстве миллионов, а спасали жизни миллиардам?

Гриф это поймет... Он тоже выбирал меньшее из зол. И Ильин.

Они оба поймут. Должны понять.

– Готовишься? – тихо спросил Младший.

– К чему?

– К встрече с Грифом... Подмылся уже? – На лице Младшего появилось подобие улыбки.– Они тебе вставят... Я просто... подохну... Гриф, если захочет, сможет полакомиться мертвечиной, а с тобой у них будет очень серьезный разговор...

– Поговорим,– кивнул Старший.– Мне есть что сказать...

– И предложить,– прошептал Младший.– Что ты предложишь им взамен? Место на станции?

Младший смотрел, как из стены появилось новое щупальце, замерло, словно осматриваясь, готовясь к броску, но Старший успел раньше.

Щупальце отломилось с легким мелодичным звоном.

– Ты помнишь, что сказал Клеев о последних словах того китайца, который оказался не китайцем? – спросил Старший, отбрасывая обломанное щупальце к стене.

– Не... не помню... имя, кажется...

– Имя,– кивнул Старший.– Именно – имя, извини за тавтологию. Алексей Горенко.

– И что?

– А это – военная хитрость. С одной стороны – имя, которое ты слышал неоднократно. Оно могло вызвать страх или злость, но никак не подозрение. А для меня это имя обозначало, что операция подготовлена, что все фигуры расставлены, что можно начинать... Что сделано все, что планировалось до Завершающей Стадии. Даже в Сеть человек отправлен. Тот самый лжекитаец. И заодно назвали человека, на которого можно все валить. Которого можно даже схватить, и он ничего важного не скажет. Его используют. И у него нет выбора.

Он пытается вести свою игру... Кстати, вместе с Брюссельской Сукой. В общем, это неважно.

– Ты, наверное, чувствуешь себя очень умным и предусмотрительным? – спросил Младший.– Чувствуешь?

Старший не ответил. Он вслушивался в то, что говорил Гриф Ильину. А потом – вошедшему в комнату мальчишке.

– Простите,– сказал Петруха, входя в комнату.

– Что?

– Как там... Маша? – Петруха переступил с ноги на ногу.

Пол в гостиной был застлан ковром, снег с Петрухиных сапог таял, оставляя темные пятна. Вся предыдущая жизнь Петрухи, все воспитание требовали разуться, но выглядело бы сейчас это нелепо. Просто глупо.

– Как там Маша?

– Спит Маша,– ответил Гриф.– Она сейчас много спит.

– А можно...– Петруха прикусил губу.– Посмотреть можно?

Гриф пожал плечами.

– Нет, правда, просто глянуть.– Петруха стащил с головы шапку и прижал ее к груди.– Одним глазком...

Ильин отвернулся и отошел к бару, чтобы не видеть лиц. Гриф в двух словах успел объяснить ему, что происходит с Машей сейчас и что ждет ее впереди.

Теперь предстояло это же объяснить мальчишке, для которого Маша, похоже, не чужая.

– Понимаешь, Петруха...– Гриф посмотрел на свои ладони, потер их и спрятал за спину.