Так и получилось, что проспал мудрёный заслуженный Ангел немудрящего, жалкого черта, которого в Кляузарии почти под геенну списали.

Вылез бесенок из ведра (даже дверцей не скрипнул), огляделся тихонечко, принюхался – слышит «Тууууу!» – до чего тут все добрыми делами пропахло!

В левом углу кухни, над холодильником, у Познатушкиных образа. Лампадка горит.

В правом углу веник и бутылка с крещенской (это как раз таких, как он, из-под диванов выметать).

Ну и жена у Познатушкина красивая, шустрая, и две дочки-близняшки.

Познатушкин с дочками за столом сидят (завтракают), а жена у плиты. В аквариуме золотая рыбка.

Кухонная стенка, кресло, окно – вот и весь пейзаж…

Защипало у невезучего черта в глазах от всего от этого, как у человека от резаной луковицы, слезки дегтем на плешивую мордочку закапали.

В пятачке зачесалось (того и гляди чихнет, разбудит познатушкинского старичка), он туда-сюда, сюда-туда, – во всех комнатах чистота, кровати застелены, цветы политы, буквально как по райской поляне бегает, у всех святых на виду, даже на шкафах ни пылинки.

Но все-таки приметил черт, что люди живут небогато, чисто, но один только телевизор, и тот не плазма, а старый-старый, «Юность» называется.

У девочек в изголовьях по одному плюшевому медведю, в шкафчике четыре одежки.

У жены из косметики только косметичка, у Познатушкина на ботинках подошва есть просит.

Искал-искал черт, как бы ему к Познатушкину прицепиться, на какого червяка хорошего человека приманить, – ничего не нашел. (Просто шаром кати, серой даже от спичечного коробка не пахнет.) Думал даже жене украшение какое-нибудь предложить или любовную записку в пиджак Познатушкину подбросить, только посмотрел на жену внимательно и сообразил, что украшения она от него не возьмет и записки этой в кармане не заметит…

Что делать? Горит под чертом земля (паркет то есть). Геенна огненная так ему из-под плинтуса и светит, котел булькает.

Пока семейство завтракало, черт по стене на антресоль вскарабкался, по потолку пару раз прокатился, стал беленький (просто смотреть противно).

И еще, конечно, пришлось ему парочку добрых мыслей Познатушкина наизусть вызубрить, чтобы старичок познатушкинский, если проснется, их от своих не отличил.

Потом залез черт к Познатушкину в карман пальто (у того только одно пальто и было, в кармане дырка) и стал ждать, когда Познатушкин на работу пойдет.

По дороге всегда проще человека на смертный грех уговорить, чем дома в тепле и уюте. «Тут, – думает, – что-то попроще из списка нужно сообразить; прелюбодей из Познатушкина сразу видно – никакой, убивать Познатушкин тоже вряд ли кого-то станет, как его ни уговаривай… если может только деньжат ему подкинуть? Бумажником в кармане притвориться? Он же, бедняга, едва концы с концами сводит! У него же моль вместо шубы кошку ест».

«Это мысль!» – думает черт.

«Вот это я здорово придумал!» – думает черт.

«Тут точно Познатушкин не устоит, а потом из этого добрячины можно будет хвосты вить!»

А Познатушкин тем временем надел пальто с чертом в кармане, поцеловал жену, проводил дочек до школы и пошел к троллейбусной остановке.

Что у него там черт сидит, Познатушкин и не подозревал, шел себе да и шел, о хорошем думал.

Пришел он к остановке, а там народу (как это обычно утром бывает, когда все на работу едут), в общем, видимо-невидимо.

Познатушкин встал в конец очереди. Один троллейбус, конечно, пропустить пришлось (троллейбус, хотя и с гармошкой был, но все равно не резиновый). Пока хороший Познатушкин женщину с ребенком пропускал, пока старушку на лестницу подсаживал, тот троллейбус, конечно, не выдержал и без Познатушкина уехал.

Опять Познатушкин в очереди стоит: – «Зато теперь, – думает, – я уж самый первый в следующий залезу и поеду себе. Хорошо!»

Черт в кармане у Познатушкина аж заплесневел весь от такой тоски, все клычки у него от Познатушкинского «хорошо» защелкали, задребезжали, и еще как назло конфета «Монпансье» ему на шерсть сзади прилипла, как ни вертись, не отдерешь.

Это многие добрые люди любят сосательные леденцы, шоколадки всякие, «Аленушки», «Медальки», «Театралки» и всякие там клубничные карамельки («Лимонные дольки» тоже), вот и Познатушкин тоже…

Черт измучился, извертелся, как шиш на вертеле: то справа к карману прилипнет, рванется – нет полшерстки.

То слева – опять полбока на дерматине.

Уже глаза зеленые из кармана у Познатушкина просвечивать начали. Дым пошел из пятачка коромыслом.

А Познатушкин стоит себе ив ус не дует, все свое думает: «Эхма! – мол, – до чего хорошо!»

(Всем плохо, а Познатушкину «хорошо», – вот до чего неприятный человек попался.)

Наконец опять троллейбус.

Познатушкин думает: «Опля! Зеленые иголки! Вот же хорошо как, что троллейбус! Сейчас я как раз в него первым вскарабкаюсь, усядусь, и будет мне… Хорошо…»

Это бывают такие безнадежно отсталые люди, которым все хорошо, о чем ни подумают (оптимисты называются). Полные дураки.

Раздражают чертей ужасно.

Как им черт ситуацию ни изверни (хоть плюшевого медведя наружу выверни), они думают: «Вот и хорошо, теперь его (медведя) еще обратно зашить и еще лучше будет!»

Видит Познатушкин, что, и правда, в троллейбус он сейчас первым войдет. Приготовился. Впереди ступеньки.

Тут, конечно, Познатушкина сзади как следует пнули, чтобы лез, а не топтался.

Он полез, а только потом уже вспомнил, что не помнит, где у него проходная карточка.

В общем, вспомнил про карточку Познатушкин, но тут ему искать стало некогда, потому что остальная очередь вверх поперла и Познатушкина к кабинке водителя лицом притиснули, чтобы не думал, что так уж все хорошо.

Он думает: «Ну ладно, хорошо…»

«Хорошо, что у меня в кармане еще есть мелочь!»

И полез Познатушкин к черту в карман…

А в кармане дырка.

Мелочь к леденцам прилипла, а бумажник с чертом прямо под колеса троллейбуса в самую снежную жижу…

Вскочил черт, только на тротуар выпрыгнул, хотел по ступеням обратно, но тут троллейбус двери захлопнул и тронулся.

И напоследок как следует обдал плешивого грязью.

К одному Валентину Семеновичу как-то раз в кафе-закусочной «Уют», у метро Октябрьское поле (первый вагон из центра, по эскалатору и сразу направо), подсел черт.

В этом «Уюте» вечно эти хвостатые толкутся (видимо-невидимо просто), но не особенно-то их и разглядишь, очень уж накурено, и там все, кто хочет покушать, помаленьку выпивают, пока совсем не напьются.