– Один шахматист как-то сказал, что инициатива принадлежит тому, кто решил покончить с собой. Чем мы отчаянней пытаемся цепляться за жизнь, тем ближе смерть. Георгич, я долго так не вытяну. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Смерть мгновенна и с каждым днем становится чертовски притягательной.

– Вова, ты это брось. Мы близки к разгадке. Осталось потерпеть еще каких-то пару недель. Честью клянусь. – Красноперов вылил в стакан остатки алкоголя.

Мужчина, возвращаясь из туалета, поравнялся с их столиком, достал пистолет и дважды выстрелил в лицо Красноперову. Затем, сделав глубокий вдох, он приставил ствол к виску и вынес себе мозги.

Через полчаса на месте уже работала следственная группа. Полковник Буравлев, представившийся старшим следователем по особо важным делам Следственного комитета, снимал показания с Мозгалевского.

– О чем вы разговаривали с господином Красноперовым накануне убийства?

– О личном! Какая разница?! – психовал Владимир.

– Свидетели указывают, что вы о чем-то громко спорили, – настаивал следователь.

– А еще мы ругались. Что за ахинею вы сейчас несете?

– Держите себя в руках. Убит генерал ФСБ. Последний, с кем он разговаривал, были вы.

– Вы установили стрелка? – Мозгалевский перебил следователя уверенным тоном.

– Установили, а что толку? Бывший донецкий ополченец. При нем кроме оружия телефон с сим-картой, активированной с утра, семь тысяч рублей и билет на метро.

– А баба, которая с ним была?

– Проститутка, – вздохнул следователь. – Позвонили накануне, срочно вызвали к ресторану, пообещали за услуги пятьсот долларов. Парень представился Костей, за столом почти не разговаривал, сказал, что после обеда поедут в отель.

– И что вы планируете делать дальше? – напористо-командно перехватил допрос Мозгалевский.

– Допросим официантов, охрану, снимем камеры, получим ответы на запрос по убийце.

– И все?! – Мозгалевский ощутил всю тяжесть безысходности.

– А что еще прикажете? Это третья «торпеда» за два месяца. Все с Донбасса и все смертники. И никаких концов. Подпишите протокол и свободны. Москву не покидайте, возможно, понадобитесь. Да, вот здесь еще поставьте автограф.

– Что это? – Мозгалевский поплывшим взглядом пытался поймать строчку.

– Расписка о неразглашении обстоятельств гибели гражданина Красноперова и самого факта убийства.

– Насколько я понимаю, это не предусмотрено уголовно-процессуальным кодексом. – Мозгалевский обескураженно уставился на следователя.

– Это вы правильно подметили, – усмехнулся Буравлев. – Но погибший являлся действующим генералом ФСБ, поэтому его смерть и все, что ей предшествовало, составляет государственную тайну, в случае разглашения которой вы будете привлечены по статье «измена Родине».

Мозгалевский, не в силах протестовать, расписался и уехал домой. А вечером по новостям сообщили, что при выполнении воинского долга в Сирии погиб, подорвавшись на мине, генерал ФСБ Виктор Георгиевич Красноперов. Президент посмертно присвоил генералу звание Героя России. Прощание и похороны состоятся на военном мемориальном кладбище.

Мозгалевский проснулся в десять. Сон день за днем съедал спасительную реальность. Каждая ночь, проведенная в постели, стремительно приближала Мозгалевского к гибели. Восемь часов сна на двое суток осилить легко, но это тоже много. Нужно спать меньше, бессонница – это вырванные у ада мгновения жизни, это шанс что-то исправить. Выход есть, должен быть. Владимир набрал номер своего подзабытого одноклассника.

После школы они общались редко. Ритм жизни Николая Неровного, золотым булыжником тянувшим его на дно, где обитали зеленые водяные и холодные русалки, оказался не по здоровью, карману и нежной морали Мозгалевского. Владимир знал, что Коля мог не спать сутками, глотая и нюхая разную дрянь, мечась между притонами и борделями. Женитьба Владимира стала финальным аккордом в расставании двух друзей. Новоиспеченная супруга Колю боялась и ненавидела, инстинктивно чувствуя в нем угрозу.

К заведению Мозгалевский подъехал ближе к полуночи. Вывески не увидел, но пышное крыльцо, чопорная охрана и очередь страждущих удостоверяли пункт назначения. Насколько возможно вежливо протиснувшись сквозь строй зябнущих тусовщиков, Мозгалевский уперся в крепкий торс, утянутый бронником. Нездоровые глаза и несвежий туалет клиента не вызвали у охранника приступа гостеприимства.

– Вам отказано, – хрипанул он, не дожидаясь распоряжения фейс-контроля.

– Стол на Неровного, – отчего-то смущенно пробормотал Мозгалевский, боясь быть посланным дважды.

– Проходите, – недовольно отступил охранник, пропуская гостя.

В холле Мозгалевского подхватила кукольная барышня, проводившая его за первый к сцене стол, за которым обреченно шла борьба с неловким молчанием. Хотя напрягаться не стоило: разрывающая зал тяжелая музыка лишала возможности говорить вообще.

Любезно-дрессированные официанты подливали, подкладывали, меняли, повинуясь и жесту, и взгляду. На почетном месте лицом к сцене восседал Неровный. Напротив него – поджарый мужик, блистающий лысиной и золотыми Patek Philippe. Между ними хрупко ютились званые дамы, абсолютно разные и, наверное, только поэтому не отнесенные Мозгалевским к проституткам. Еще Владимир отметил в них крайнюю скованность и внутреннее напряжение. Он улыбнулся, вспомнив изысканное утверждение Бальзака: «Дар быть всюду, как у себя дома, присущ лишь королям, девкам и ворам».

Николай полез обниматься с картинной небрежностью и высокомерием – данью устремленным на него взглядам окружающих. Мозгалевский прижал старого товарища к груди, не обращая внимания на театральность момента.

– Девчонки, это Вова. – Неровный отцепился от друга и сладострастно, но презрительно улыбнулся дамам. – Вова, это девчонки. То, что может быть поднято с заплеванного тротуара города-героя Саратова, продается по цене золота в лучших московских ресторанах. Короче, дружище, угощайся. А еще я тебя хочу со своим близким познакомить, – Неровный махнул в сторону лысого. Тот дежурно сунул Мозгалевскому вялую ладонь и, изобразив полное отсутствие какого-либо интереса к вновь прибывшему, продолжил разговор с соседкой.

– Рома. Наш чувак, – словно оправдываясь за демонстративно выказанное равнодушие товарища, заторопился Николай. – Только на траве и воде последние пять лет. Ни пойла, ни наркоты, ни мяса. Бабы одни. А так биография у него серьезная, да и сам способный. Он в восемнадцать лет пошел в школу моделей отрабатывать походку Майкла Джексона. Серьезно так заморочился. Падок на понты. Потом три года носился с идеей открыть бордель и почти открыл, но родители устроили его работать в Федеральную регистрационную службу. Вскоре Роме предложили взятку в миллион долларов, но половину надо отправлять наверх. Рома пожадничал, решил скрысить, разыграл со своими корешами спектакль, как его вместе с деньгами приняли фээсбэшники. Рому уволили, но лимон зелени выходного пособия у него остался. Правда, он ничего лучше не придумал, как купить фазенду на Карибских островах. Слетал на Тринидад, познакомился с негром-адвокатом и его белой женой-риелтором. Они пригласили его на свою виллу, напоили и начали странный разговор: «Рома Дротиков, ты такой крутой, наверное, русский бандит. И человека, поди, можешь завалить». А Рома гривой трясет, вспомнил, что может. Они, мажоры обдолбанные, на первом курсе дух свой проверяли, типа «тварь я дрожащая или право имею». Эти Раскольниковы сняли проститутку, вывезли в лес, замочили и закопали. Ну, так вот. На чем я остановился? – перевел дух Николай.