‒ А за такие «картинки» можно и присесть лет этак на пять, ‒ добавил он. ‒ Плюс разбойное нападение. Доходит до мозгов или как? Я бы на твоем месте теперь из дому вообще носа не показывал. Давай, выбрасывай сам, или мне придется тебе помочь.

Парень не сразу, но повиновался. «Картинки», удаляясь, поплыли по реке, постепенно погружаясь в воду.

‒ Так-то лучше, ‒ сказал Крис. ‒ Пока, чистокровка. Привет из провинции.

Он отошел, подобрал с земли плащ, расправил и перекинул через руку. Посмотрел на второго парня. Тот уже не лежал, а сидел на дорожке, вытирая рукавом разбитый нос.

‒ Что, чистая кровь-то, без примесей? ‒ поинтересовался Габлер. ‒ Попадешься еще раз ‒ вообще всю выпущу, без шуток.

Он бросил взгляд на кусты ‒ оттуда доносилось тихое прерывистое сопение еще одного пострадавшего, который явно не собирался вылезать на свет божий, ‒ и продолжил путь к мосту.

Настроение Крису эти недоумки изрядно подпортили, и у него пропала всякая охота наслаждаться ночным променадом. Он уже не глядел ни по сторонам, ни в небо. И только мрачно усмехнулся, когда сзади, уже вдалеке, раздалось:

‒ Ублюдок!

Гнаться за ними он не стал, это было бы бесполезным делом. Кулаки не годились для прочистки мозгов. Тут требовалось что-то другое…

Он, стараясь выкинуть из головы этих сопляков, дошагал до моста ‒ тоже старинного, с мощными темными быками-опорами ‒ и направился на другую сторону реки.

Посредине моста тянулись параллельно тротуару какие-то полосы, металлически поблескивая в свете фонарей. Крис замедлил шаги, стараясь сообразить, что же это такое, и тут увидел, как навстречу ему ползет, поднимаясь по широкой спине моста, настоящее чудо-юдо. Желто-красная продолговатая коробка на небольших колесах, с множеством окон, а за ней еще одна, прицепная. Скошенное лобовое стекло, пустое кресло за ним. Две широко расставленные фары на рыбьей морде, светящаяся цифра «6» над лобовым стеклом. А на крыше ‒ какой-то металлический каркас, задевающий за провода. Если бы Крис не слышал объявление на вокзале, он никогда бы не вспомнил, как называется эта допотопная штука, иногда мелькавшая в объемках о древних временах. «Трамвай» ‒ вот как она называлась. Архаичное средство передвижения, наземный транспорт, пришедший на смену еще более архаичным каретам ‒ кажется, так. Смешно было бы предположить, что этот раритет сохранился тут с докосмической эпохи. Нет, это была специально изготовленная приманка для туареров.

Крис проводил взглядом тверскую диковинку с горсткой пассажиров, и на душе у него потеплело. В мире существовали не только Стафл, кабаки, хошки и всякие придурки… А ведь тут был еще и какой-то «речной трамвай»!

Он спустился с моста на авеню с многоцветьем надписей и мув-имиджей[67]у шопов и кабаков. Тут людей было побольше, и кое-кто едва держался на ногах. То ли это местные так набирались, то ли приезжие… Крису вспомнились слова Гены Тихомирова о том, что хорошая пьянка с последующей дракой издревле считалась в России лучшим времяпрепровождением. Выпить и подраться ‒ ну просто истинные файтеры!

С любопытством поглядывая туда-сюда, Габлер миновал квартал и, руководствуясь схемой, повернул налево, на залитую светом улицу, где тоже бежали в обе стороны стальные дорожки для трамваев. На другой ее стороне высилось еще одно старинное здание, по виду ‒ храм. Улица уходила вдаль, людей здесь было немного, и вели они себя тихо. От стен домов прямо-таки веяло древностью, словно и не город это был, а какой-то огромный музей под открытым небом. Окажись рядом Граната, он бы, как поэт, непременно сказал, что в воздухе витает пыль веков. И нигде не было видно никаких следов атомной катастрофы. Хотя, возможно, весь этот город являлся всего лишь копией, повторением того, старинного, стертого с лица планеты в ходе давней войны…

Впереди открылась площадь с уходящими в небо деревьями, обрамленная зданиями так, что получался восьмигранник. И стояла там, на постаменте высотой в два человеческих роста, большая статуя какого-то крупноголового лысоватого мужчины с усами и бородкой. Одна рука у мужчины была полуопущена, что-то он в ней сжимал, а другой рукой держался за край старинного плаща. На постаменте темнели пять крупных букв, но, в отличие от надписи на памятнике императрице Елизавете Петровне, эта была не на терлине, а на каком-то древнем земном языке. Правда, три буквы совпадали с терлином, точнее, две ‒ последняя повторяла третью. Первая, незнакомая, представляла собой две расходящиеся из верхней точки линии, этакий равнобедренный треугольник без основания. Предпоследняя, тоже незнакомая, была позаковыристей ‒ две вертикальные параллельные прямые и диагональ между ними, вверх, слева направо. На древнего римлянина головастый никак не походил, скорее уж на узкоглазого стронгхолдского пола Нисазаву, и был это, наверное, основатель Твери. А может, кто-то еще. Внизу, у ботинка, на одной штанине основателя, выставившего вперед ногу, виднелось красное пятно, похожее на кровь, ‒ то ли так задумал криэйтер, то ли пятно появилось позже.

Да, ничего древнеримского в этом памятнике не было, зато от скверика перед отелем «Селигер» ‒ и скверик, и отель обнаружились буквально через два дома ‒ сразу повеяло Древним Римом. Под окнами семи‒ или восьмиэтажного здания красовалась посреди клумбы знакомая еще с детских познавательных арт-объемок фигурка ‒ «Мальчик, вынимающий занозу». Не оригинал, конечно, а копия.

Вряд ли это был прогиб перед Императором. Никакой цитаты там не было, и никого этот мальчуган ничему не поучал. Или все-таки предостерегал от бега босиком по пересеченной местности? Скорее всего, стоял он тут ‒ точнее, сидел ‒ еще до времен Ромы Юниона.

Все дела на ресепшене были сделаны в считанные минуты. Габлер, как и заказывал, получил однокомнатный номер на втором этаже ‒ «люкс» ему был совсем ни к чему. Оргий он устраивать не собирался, забегов по номеру тоже.

‒ Располагайся и видпочивай, ‒ с традиционной улыбкой сказал ему портье, протягивая пластинку ключа.

Крис посмотрел на него. Портье был широкоскулым, толстогубым и усатым ‒ никакого сходства с плосколицым Арамисом.

‒ Ты, случаем, не с Беловодья? ‒ поинтересовался Габлер.

‒ Ни, ‒ мотнул головой портье. ‒ С буфера, со Жмеринки. А шо?

‒ Да нет, ничего.

Файтер перекинул плащ через плечо и направился к широкой лестнице. На второй этаж можно было подняться и без лифта.

«Видпочивать», как выражались Арамис и портье (только у портье «чи» звучало потверже), он пока не собирался ‒ столько спал на галере, что больше уже не лезло. А собирался он, оставив нэп и плащ в номере, вновь прогуляться по ночной Твери, посидеть в каком-нибудь кабаке ‒ только на открытой площадке, на свежем воздухе. Желательно где-нибудь у Волги. Почему-то этот город казался ему странно близким. Может быть, его предки были именно отсюда?..