– Ждите! Все должно быть в порядке.

– А кто делал заказ автобуса?

– Мэрия города.

Роза отключилась, а я тут же позвонил дежурному в мэрию и узнал, что ни о каком автобусе для шахматистов там знать не знают. Прождав еще полчаса, за которые дело так и не сдвинулось с мертвой точки, я снова набрал номер Розы. Разбуженная второй раз испанка на сей раз оказалась крайне недовольной тем, что ее побеспокоили, и заявила, что ничего нам не обещала и о трансфере в Мадрид слышит впервые в жизни. Странно, что слова этой «замечательной» женщины не лишили меня дара речи. Несмотря на то что часы показывали шесть утра, я позволил себе разбудить телефонным звонком Рентеро и потребовать объяснений. Но их не последовало, как не последовало ни извинений, ни предложений о помощи, ни попыток что-либо сделать.

Анализировать ситуацию времени не было. В голове, конечно, не укладывалось такое странное и ничем не объяснимое поведение (это безобразие уже никак не спишешь на безобидный национальный характер), но размышлять о причинах надо было после. А сейчас решать проблему отъезда. От Линареса до Мадрида почти триста километров, кроме автомобильного сообщения – больше никакого. Где взять желающих прокатиться в столицу в полшестого утра? Выручил администратор гостинцы: позвонил знакомому таксисту, и тот примчался в компании своего друга. На двух машинах мы домчали до аэропорта, а, вернувшись в Москву, я отправил Рентеро счета за такси. Никакой реакции, однако, на мое послание не последовало. Но к концу года я получил очередное приглашение на турнир девяносто четвертого. Я поставил Луиса в известность, что приеду только в том случае, если мне возместят вынужденные расходы прошлого года, извинятся за содеянное, гарантируют равные с Каспаровым условия приема и трансфер из Мадрида и обратно. Понадеявшись на благоразумие Рентеро, я отправился готовиться к турниру на Канарские острова. Время шло, но никаких оплаченных счетов от Луиса не приходило. Накануне запланированного вылета в Мадрид я выступал в какой-то передаче национального телевидения Испании, где меня спросили, буду ли я принимать участие в турнире. Я совершенно спокойно ответил, что обстоятельства заставляют меня завтра возвращаться в Москву, так как организаторы не желают выполнять взятых на себя обязательств. Программа шла в прямом эфире, и уже через полчаса после ее выхода я получил телеграмму, подписанную Рентеро и мэром Линареса, в которой они принимали все мои условия, приносили извинения и просили приехать.

Какие удивительные повороты порой оказываются у судьбы. Не будь этой программы, не случись широкой огласки, я бы, вполне возможно, так и не приехал бы в Линарес. Но я прибыл туда в самый последний момент и показал лучший результат не только в своей карьере, но и за всю историю шахматных международных турниров. В девяносто третьем победителем в Линаресе стал Каспаров. После этого каждый из нас стал чемпионом мира по своей версии. А в Линаресе девяносто четвертого на пресс-конференции перед началом турнира Гарри объявил, что победитель турнира и должен быть признан настоящим чемпионом мира. Ведь в Линаресе собрались все сильнейшие шахматисты, и кем же еще может считаться тот, кто обыграет их всех. Что ж, я Гарри Кимовича за язык не тянул, делать таких заявлений не предлагал и ни в какие споры вступать не собирался. Я просто выиграл турнир, обойдя Каспарова на сумасшедшую разницу в два с половиной очка в тринадцати партиях. Конечно, потерпев поражение, Гарри тут же отказался от своих слов.

Впрочем, турнир в Линаресе скомпрометировал Каспарова не только этим опрометчивым заявлением. Вопиющая по своей неприглядности ситуация сложилась в его партии с венгерской шахматисткой Юдит Полгар. Ни в коем случае не хочу каким-то образом принизить достоинства женского ума, но факт остается фактом – очень мало шахматисток за всю историю игры сражались в международных турнирах на равных с мужчинами. Юдит – одно из исключений. Она – сильнейший гроссмейстер и в течение нескольких лет входила в десятку лучших шахматистов мира. В партии с Каспаровым Полгар играла белыми и имела отставание по времени, близился цейтнот. Ход был за Гарри. Он взял коня, поднял его над доской, опустил на нужную клетку и, заметив, что допустил грубый просмотр, тут же отыграл назад и сделал ход тем же конем, но уже в другое место. Юдит, которая уже записала сделанный соперником ход, посмотрела на главного арбитра партии Фалькона, но тот старательно делал вид, будто ничего не произошло. Фалькон всегда оставался на стороне Каспарова – именно он своим решением «украл» когда-то победу у Любоевича в испанском турнире Ассоциации гроссмейстеров. Юдит взглянула на стоящего у столика Рентеро, но тот имел привычку смотреть не на доску, а на экран и действительно не мог ничего видеть. Каспаров затаил дыхание, он заметно нервничал, но протестовать открыто Полгар не решилась. Однако, проиграв, не смогла сдержаться и начала рассказывать о нечистоплотности соперника. Поползли слухи, и на Юдит с упреками обрушились все кому не лень. Пресса кричала о том, что она порочит доброе имя чемпиона мира, всячески ее стыдила и обвиняла в желании таким образом сгладить свой проигрыш.

Так бы слухи и остались слухами, но ни Юдит, ни Гарри не знали о том, что в тот день группа испанских документалистов оставила в зале камеру, настроенную именно на их столик. И уже через несколько дней, расшифровывая запись, журналисты обнаружили доказательства правоты Полгар. Почти сразу же в свет вышел испанский шахматный журнал, где по кадрам опубликовали произошедшее. Вот Каспаров берет фигуру, вот переставляет ее, вот в задумчивости смотрит на Юдит, которая уже записывает ход. Вот он озирается и, решившись, тянет коня назад, вот ставит его на другую клетку. А теперь уже соперница изумленно смотрит на арбитра, растерянно на Рентеро и возмущенно на самого Каспарова. Но Полгар молчит, ничего не говорит. И на следующем кадре напряжение на лице Гарри сменяет гримаса ликующего превосходства.

Запись конфликта прислали и на турнир, но показывать ее на широком экране гостиницы Рентеро запретил, демонстрировали пленку в номерах. Однако ничего, кроме морального удовлетворения, Юдит так и не получила. Результат партии остался неизменным. Открытый конфликт пугал многих, портить отношения с Каспаровым никто не хотел. Лучше всего реакцию гроссмейстеров отражают следующие два диалога. Позвали посмотреть пленку Бориса Гельфанда – человека достаточно пугливого и осторожного.

– Нет-нет, – отвечает Гельфанд. – Я воздержусь.

– Почему, Боря? Разве ты не поддерживаешь Юдит?

– По-человечески, конечно, поддерживаю. Но смотреть не буду.

– Почему?

– Потом журналисты начнут расспрашивать, что я об этом думаю, попросят выразить свое мнение.

– Ну и выразишь.

– И зачем мне портить отношения с Гарри? Так я ничего не видел, ничего не знаю, ничего сказать не могу.

И другой показательный разговор:

– Это правда, что показывают, как Каспаров отыграл назад? – подходит ко мне Евгений Бареев.

– Правда. Будешь смотреть?

– А результат поменяют?

– Вряд ли. Для этого Юдит должна была сразу подавать официальный протест.