Прагу Людек обожал и вернулся туда при первой же возможности. Представляю, до какой степени его возмутила сложившаяся в Москве ситуация, если он сам решил протянуть нам с Ботвинником руку помощи. Пахман предложил зарегистрировать нас членами чешской делегации и определить делегатами на конгресс, что не позволит организаторам по-прежнему над нами издеваться. Очевидно, что о случившемся знал не только Пахман, а все участники олимпиады. Могу только представить, что они думали о стране, не пускающей на турнир Ботвинника, который, став в сорок восьмом году первым послевоенным чемпионом мира, приезжал почетным гостем практически на все шахматные олимпиады. И вдруг такой беспредел! Не просто не пригласили, а распорядились не пускать. Я, однако, от помощи Пахмана вежливо отказался. Трудно предположить, как бы низко пала репутация нашей страны, если бы мы с Ботвинником решили воспользоваться инициативой чехов.

Свою проблему мы с Ботвинником решили, написав резкое письмо Кампоманесу, на которое он не мог не отреагировать, будучи президентом ФИДЕ. Неудобство в связи с запретом на аренду номеров в «Космосе» тоже удалось преодолеть самым неожиданным образом. Меня выручили обычные дежурные на этажах, которые, видя, как я ежедневно уезжаю в два часа ночи и возвращаюсь к десяти утра следующего дня, сами предложили мне оставлять ключи от свободных номеров. Надеюсь, своим признанием сейчас никого из них не подведу и не подставлю. Все, что они делали для меня, – делали искренне и совершенно безвозмездно. Мне кажется, ни в одной другой стране вариант бесплатного ночного сна в номере отеля в принципе невозможен. Хотя я могу ошибаться: душевные люди есть везде.

Получив доступ в отель, я получил и возможность работы с делегатами конгресса, но разве мог я тягаться с теми методами предвыборной кампании, которые так лихо использовал Кампоманес и которые в полной мере отвечали образу Москвы девяностых годов. Кого-то из делегатов переманивали на свою сторону взятками, кому-то, не стесняясь, угрожали, кого-то шантажировали, используя алкоголь и проституток. Активно использовал для своего переизбрания Кампоманес и средства из Фонда помощи шахматным федерациям развивающихся стран. Фонд был создан Максимилианом Эйве и мной сразу после того, как я стал чемпионом мира. Я перечислил туда средства, выигранные в крупном международном турнире, и впоследствии все сбережения Фонда направлялись странам, не имеющим собственных средств на то, чтобы отправить своих участников на олимпиаду и конгресс. Кампоманес прибрал Фонд к рукам, практически стал единоличным владельцем капиталов, так как все решения по их распределению принимал самостоятельно. Соответственно перед московской олимпиадой средства получили исключительно страны, поддерживающие его кандидатуру. Откровенно выступающие против остались без возможности приехать на конгресс. Отслеживал Кампоманес и фамилии делегатов. Если человек казался ему сторонником другого лагеря, звонил руководителю Шахматной федерации и открыто говорил: либо меняйте командированного, либо ничего не получите. Стоит заметить, что эти методы избирательной кампании пришлись по душе и Илюмжинову, но в девяносто четвертом этого никто предположить не мог.

На самом конгрессе Кампоманес объявил, что голосование будет открытым. Мы, разумеется, подобного допустить не могли. При открытом голосовании делегаты, которым угрожали, побоялись бы выразить свою настоящую позицию. А при сохранении тайны у нас были все шансы сместить заигравшегося филиппинца. Кампоманес предложил в открытую проголосовать по вопросу тайного голосования по кандидатуре президента ФИДЕ. Наша победа с преимуществом в пять голосов шокировала и его сторонников, и его самого. И тогда, чтобы выиграть время, Макаров отложил голосование на следующий день. Не знаю, почему мы сразу согласились с таким решением и не почувствовали подвоха. Многое могло бы быть по-другому, не выиграй тогда Кампоманес. Если бы у руля встал Башар Куатли, не было бы внеочередного конгресса в девяносто пятом году, и, вполне возможно, рубящий все на своем пути ледокол по имени Кирсан проплыл бы мимо шахмат.

Но как уже неоднократно доказывала история, за ночь можно успеть очень многое. Сторонники Кампоманеса успели выслать из Москвы двух неугодных делегатов, кому-то еще заплатили, кого-то застращали. Казахского делегата напоили и взяли с него расписку о том, что он делегирует свой голос другому человеку, а когда он все же проснулся и появился в конференц-зале, быстро спровадили в комнату отдыха, где и заперли без зазрения совести. Обрабатывали всех и каждого. В нашем шахматном мире совершенно неожиданно сражение развернулось далеко за пределами доски из шестидесяти четырех клеточек.

Делегат от Сальвадора – хирург, оперировавший на фронте во времена гражданской войны, – признавался:

– Никогда не думал, что шахматное поле станет полем битвы. В дурном сне не могло присниться, что мне будут угрожать, а я стану бояться за свою жизнь. Мы обязательно уберем Кампоманеса, но, пожалуй, не сейчас. Потому что все, чего я хочу сегодня, – это поскорее убраться живым из вашей ужасной Москвы.

Так и было. Многие делегаты проголосовали так, как их просили, только бы быстрее уехать и остаться невредимыми. Кампоманес выиграл выборы с мизерным перевесом в несколько голосов, но практически сразу по окончании олимпиады была создана инициативная группа, которая обратилась с требованием о созыве внеочередного конгресса. Конгресс должен был состояться уже в девяносто пятом в предместьях Парижа. К этому времени уже было известно, что олимпиада девяносто шестого года пройдет в Ереване, а на девяносто восьмой претендовала Элиста во главе с Илюмжиновым. И вот очередной ребус, подброшенный судьбой. Вот тебе, Анатолий, информация, распоряжайся. Незадолго до отъезда во Францию Анатолий Собчак, с которым мы были знакомы еще со времен моей учебы в ЛГУ, рассказал мне, что Макаров и Каспаров обратились к нему с предложением провести в девяносто восьмом шахматную олимпиаду в Санкт-Петербурге. Я, разумеется, ответил, что, насколько я знаю, право официально принять и провести олимпиаду получила Элиста. Собчак же сказал, что про столицу Калмыкии ему ничего не известно, а насчет Питера у него нет никаких возражений, город с удовольствием примет олимпиаду.

Вот здесь бы природному чувству справедливости взять и замолчать. Тут бы совести не высовываться. Отойти бы в кусты, не лезть. В конце концов, какая мне разница: Элиста или Питер? Могли бы сами все решить, разобраться, поделить. Но нет. Не мое дело стоять в стороне. А ведь мое молчание вполне могло повернуть ход событий. А я считал, что молчать не могу: позвонил Илюмжинову и сказал, что Элиста может потерять олимпиаду и для того, чтобы этого не случилось, Кирсан должен лично приехать на конгресс.

В Париже никаких шансов удержаться на своем посту у Кампоманеса не осталось. Против него выступил даже президент Шахматной федерации Филиппин. Понимая, что его правление окончено, Флоренсио решил напоследок потешить сове самолюбие и заявил, что если мы решим поставить на его место Башара Куатли, то он объявит о своем уходе только по окончании конгресса. Такой ход означал, что целый год будет вестись избирательная кампания, а в это время руководить ФИДЕ станет первый заместитель Кампоманеса – Гобаш из Эмиратов. Многие страны представить не могли, каким образом целый год можно просуществовать под таким руководством, поэтому пришлось искать пути решения проблемы.