– Мы договорились! – прошептал чей-то голос. – Если мы ее не остановим, она нас убьет. И не бойся! Мы сильнее.

Женька замерла. В первую секунду она захотела уйти – кто-то говорит шепотом не для того, чтобы его услышали посторонние.

– Я знаю! – вскрикнули в ответ. – А если не получится? Полинка вон в больницу загремела. С табурета навернулась, на трехлитровую банку грохнулась. А нам она еще чего похуже придумает.

– Не успеет! Делаем как договорились, – шипели все противней. – Она сюда, а вы туда. Мы все подготовили.

– Уверена?

Да это же Зая! В чем это она сомневается? А второй голос? Ну, если это Вава, то ей не жить. Что там ей в гаданиях выпадало? Спокойствие. Вот ей и будет вечное спокойствие.

– А если она помрет?

– С чего ей помирать-то?

– Как с чего? – вступил третий голос, и Женька запуталась окончательно. – Боровкиной в раскладе кресты да смерть выходили. Как специально.

Родная фамилия вынудила выпрямиться. Женьку словно ледяной водой обдали. Ей предсказывали смерть? Не помнит она такого.

Шум на лестнице заставил пожалеть, что больше она ничего не услышит. Быстрые шаги в коридоре сказали о том, что говорящие убежали в раздевалку.

– О! Боровкина! – загалдели бегущие с физкультуры пацаны.

Они приливной волной внесли Женьку в коридор, покричали вслед всякие глупости и втянулись в свою раздевалку. Женьке ничего не оставалось, как войти в свою. Зая сидела на лавке в напряженной позе, словно вот-вот была готова сорваться и убежать. Рита задумчиво смотрела на стену. Вава, никогда не ходившая на физкультуру из-за плоскостопия, тоже оказалась здесь. Были и остальные, но они Женьку не интересовали.

Так-так, теперь понятно, кто говорил.

Вава покрутилась на месте, словно что-то искала, и юркнула на выход. Остальные девчонки торопились в столовую на обед, поэтому собрались быстро и вскоре убежали, подхватив пакеты со сменкой.

Зая хихикнула, продолжая смотреть в зеркало, словно пыталась запомнить себя молодой и красивой.

Женька одарила бывших подруг презрительным молчанием и начала переодеваться.

Зая сбросила с ноги кед и попыталась нащупать туфельки. Искала она их долго, пока не нашла под лавкой. Рита бросила на нее взгляд.

– Ну, я пошла, – неожиданно произнесла она и зашагала на выход. Именно зашагала. Еще и шаг отсчитывала. – Раз, два, три, четыре…

Она давно ушла, но еще было слышно из коридора ее звонкое:

– семь, восемь, девять…

Женька уставилась на Заю. Одноклассница прижала подбородок к груди, делая вид, что ее здесь нет. Женька ногой пнула в ее сторону загулявшую туфельку. Голубая ракета пролетела через раздевалку и закрутилась около хозяйки.

– Мы договаривались не колдовать друг против друга, – напомнила Женька.

– Никто и не колдует! – скривилась Зая и стала что-то искать по карманам.

В Женьке зародилась тревога. Вокруг происходило много неправильного, как сбой в хорошо налаженной программе. Незаметный пока, но если его сейчас не отсечь, дальше все понесется под откос. Женька оглянулась. Что же здесь было не так? Что изменилось? Холодные бетонные стены, наполовину покрашены темно-зеленой краской, наполовину белой. Деревянная дощечка с крючками – для одежды. Потертые низкие лавки. На одной из них сидела Зайцева, склонившись, шнуровала ботинки.

Как же хотелось ударить кулаком по этой склоненной макушке!

Вспомнилось, что у Вавы есть специальная книга, а в ней много всяких нехороших вещей написано, и именно в этой книге Полинка вычитала, как делать пакости. А вдруг она еще пару страниц проштудировала? Вдруг еще что задумывает?

– Что вы задумали? – прошептала Женька, чувствуя, что опять – опять и опять – начинает болеть голова.

Зая чуть ли не целиком залезла под лавку. Неожиданно запахло серой.

– Десять! – крикнула Рита, и свет погас.

Это произошло настолько неожиданно, что Женька на мгновение ослепла. Она таращила глаза в попытке хоть что-нибудь рассмотреть.

Но тут сбоку появился огонек. Он раздражал.

Огонек дернулся. Их вдруг стало два.

– Акулина! Появись!

Свечка! Около зеркала – поэтому и стало так светло.

– Акулина, появись!

На зеркале большая лестница, ведет в сторону двери. И там, с этого боку зеркала, прикреплена маленькая игральная карта. Пиковая Дама ухмылялась с картинки.

– Акулина!

Все края зеркала изрисованы крестиками и кружками, звездами и треугольниками. Свисает связка чеснока.

– Появись! – звонко воскликнула Зая.

Женька медленно выпрямилась, опустила голову. Она знала, кого увидит сейчас в зеркале. Это будет двенадцатилетняя худенькая девчонка с длинными черными волосами. Мгновение – и девчонка начнет поднимать голову. Волосы упадут на бледное лицо, но все равно будут хорошо видны черные бездонные глаза.

Да! Это была она! Акулина. Она смотрела на Женьку из ее отражения. А потом стала приближаться. Как будто спускалась по ступенькам.

– Убирайся прочь! – крикнула Зая и быстрым движением стерла лестницу.

Акулина замерла. Лицо дернулось недовольной гримасой. Она выкинула руку вперед, распахнула рот в немом крике.

– Убирайся! – завизжала Зая и бросилась к Женьке.

Акулина тоже побежала. Бежала она вперед, но удивительным образом уменьшалась. А потом из глубины зеркала словно вывалилась чернота и поглотила ее. По воздуху прокатила ударная волна.

Женька вскрикнула. Мурашки пробежали от пяток до макушки. Спине сначала стало жарко, а потом резко холодно. Волосы на голове зашевелились. Она завизжала, задергалась. А черная девочка все тянула и тянула к ней руки через зеркало.

– Уходи, уходи, уходи! – кричала Зая и вдруг стукнула по зеркалу кулаком.

Зеркало треснуло.

И сразу включился свет.

– Вы чего это в темноте?

В раздевалку потянулись девчонки из параллельного. Сейчас был их урок физкультуры.

Женька смотрела на них – и не узнавала.

– Что это с ней? Вы тут что?

– Не видите – человек устал, – ворчала Зая, расталкивая толпу. – Хватит лежать! Пошли!

Она протянула руку.

Женька взялась за эту руку и с трудом поднялась.

Женька проснулась от чавканья. Это был странный звук. Для ее комнаты – невозможный. Что здесь можно жевать?

В комнате светло. Не так, как бывает, когда пора в школу, – полумрак, но уже видно, что рассвет, что скоро восемь. За окном стоял ясный день, блики солнца плескались по шторе. А это значит, что время далеко убежало от восьми, что близится двенадцать, раз солнце, которое всю зиму не может выбраться из-за дома напротив, отсвечивает в стекла.