– А вот тут начнется ваше посвящение в ряд государственных тайн, месье Лафардж, и это же должно стать свидетельством моей лояльности по отношению к Франции, ко всему человечеству и к вам лично.

– Секретная государственная связь? – оживился Лафардж, поняв, что деликатная и не совсем приятная ему тема окончена и теперь начинается совсем иной разговор.

– Сверхсекретная, если быть точным. Правда, у нее есть ряд особенностей. Дело в том, что с соседней деревней связаться невозможно, а с материками – всегда пожалуйста!

– Какой-нибудь кабель, проложенный на случай, когда беспроводная связь окажется нарушенной, как при тотальной ядерной войне, так?

– Абсолютно верно.

– Подводный трансатлантический? Он еще существует?

– Не только он. В мире уложено под воду десятки тысяч километров кабельных средств коммуникации. И военного, и коммерческого, и политического назначения. Сейчас по всему миру посвященные в эту тайну люди занимаются расконсервированием пунктов экстренной связи. Как ни странно, чтобы выслушать того самого вашего не совсем друга, мне пришлось получать сообщение из Северной Америки, идущее сюда, в Южную Америку, через Атлантику в Европу и уже оттуда, из Италии, к нам, в Гвиану.

– С ума сойти! Не только Господни, значит, но и пути радиограмм неисповедимы. И что мне предлагается делать? Законсервировать метеокомплекс? Часть служб я бы сохранил, раз мы не можем заниматься прогнозированием, то вполне способны продолжить измерения. Неизвестно, какие знания могут пригодиться в дальнейшем. Атмосфера проявляет новые свойства. Так что…

– Это все в вашей компетенции, я уже сказал, никаких советов давать вам не имею права. После отправления подводной лодки вы возьмете всю полноту власти в свои руки.

– Ну, Доменик, я как бы и назначен сюда именно управлять комплексом, – с некоторой обидой сказал Лафардж.

– Это не то, профессор. Раньше вы подчинялись министерству и множеству чиновников. Сейчас вы полностью автономны. Кстати, я не слишком хорошо разбираюсь в особенностях погоды, но мне известно кое-что другое. Наш комплекс оборудован пунктом космической связи. И вскоре, возможно, нам предстоит им воспользоваться.

– Доменик, не обязательно быть метеорологом, чтобы понять, раз уж молнии сожгли шесть антенн связи после шести попыток выхода в эфир, то они обязательно сожгут и седьмую.

– Антенны восстанавливают. Но дело не в этом…

– А в чем?

– Нам обещан коридор. Окно. Мы должны получить какой-то код из министерства обороны США и отправить его на орбиту, на Международную космическую станцию. Не спрашивайте, как все будет происходить, я не знаю, и никто не знает. Нам будет позволено выйти в эфир в определенное время.

– Министерство обороны США. Звучит зловеще.

– Это код активации орбитального оружия, – сказал Доменик, отчего Лафардж побледнел.

– И мы должны отправить такую гадость на МКС? Чтобы угробить все окончательно? Кого они собираются атаковать? Русских? Китай? Очередных арабов?

– Русские тоже готовят свое орбитальное оружие. Это будет совместная военная операция.

– Удар по каким-то атмосферным зонам? Не связано ли это с аномалией, которая образовалась в Атлантике? Но почему тогда американцы не использовали комплекс «Гарп»? Его специально готовили для воздействия на атмосферу.

– Насколько мне известно, «Гарпа» больше не существует.

– Ну и слава богу, – в сердцах проговорил Лафардж. – Допивайте кофе и ведите меня в сверхсекретное царство. Хочу услышать голос министра.

– К вашим услугам, месье!

К вечеру подводная лодка ушла, забрав уйму народа и множество контейнеров с какой-то поклажей. До материка она не дошла. Как и сотня судов, не вернувшихся в порт в этот день. День не для людей. Небо не для людей. Море не для людей.

– Теперь ты понимаешь, что означали слова Регента об избранности? – спросила Фэй, пока сам Тибор, изумленный до невозможности, смотрел на Сиддха.

Человек спал. Его лицо было сморщено, словно высушенная темная дыня. Ноги сплетались в позе лотоса, ладонями он упирался в острые обнаженные колени. Голова, чуть откинутая назад, была обмотана белой материей с какими-то едва различимыми рисунками. Ни единого подергивания век, никакого даже слабого движения грудной клетки и крыльев носа, ничто не выдавало его дыхания.

Рядом на циновке располагалась массивная ступка белого металла с тонкой вязью индийского орнамента. Наполовину сгоревшая ароматическая палочка осыпалась горкой пепла, распространяя сладко-пряные запахи благовоний. Сандал. Лаванда. Иланг-Иланг.

Стены помещения были разрисованы большими и весьма странными рисунками. Какая-то чуждая взгляду европейца геометрия. Символ иной цивилизации. Игра красок и линий, откровенный признак того, что бесконечность и вечность существуют и что они прекрасны.

– Это янтры, – пояснила Фэй, отследив взгляд Тибора. – Сиддх говорил, если хотя бы полчаса в сутки смотреть на любую из них, отбросив абсолютно все мысли, янтра войдет в тебя. И ты станешь ее частью. Важно выбрать правильную янтру. Считается, что если человек мысленно поместит себя в центр рисунка, то он постигнет единство со Вселенной. Кстати, это станет частью твоих ежедневных занятий.

Тибор молчал. Все эти индусские штучки он видел и раньше, но всегда считал их просто экзотичным, очаровательным искусством, а вовсе не наукой, которую ему придется изучать.

Никакой мебели. Никакой столовой утвари. Из одежды на обитателе комнаты только долгополая белая рубаха, скрывающая тело. Вокруг левого запястья обвилась нить с нанизанными коричневыми зернами.

– Малы, – с ударением на первый слог пояснила Фэй, – индусские четки. Другое название – гирлянда Джаппы. Сделаны из семян рудракши, дерева, которое растет лишь в долине рек Инд и Ганг.

«Требуйте оригинал, остерегайтесь подделок!» – подумалось Тибору.

Комната не имела ни выключателей, ни ламп. Освещение производилось при помощи колодца, прорубленного под углом в сорок пять градусов сквозь пятиметровую скалу. Дневной свет попадал в зеркало выпуклой формы. Это зеркало превращало световой луч в мягкое сияние, плещущееся по всей комнате. Этим же путем горный воздух наполнял комнату свежестью и холодом. Вот только Сиддху до этого не было абсолютно никакого дела. Потому что следующей странной и совершенно невероятной вещью было то, что он висел в воздухе, примерно в тридцати сантиметрах над циновкой.