Лэнг изо всех сил пытался не выдать нетерпения.

— Причина перевода указана?

Джейкоб молчал еще добрых пять секунд, пока раскуривал трубку от другой спички.

— Нет. Но мне удалось выяснить более интересную вещь. Во время службы наш бравый полковник имел полный доступ к «Эшелону» — насколько американцы и англичане открывали его для «Моссада».

— А это значит, что у него могли сохраниться связи там.

Джейкоб посмотрел на Лэнга поверх кружки.

— Допустим, приятель мог время от времени передавать ему записи отдельных разговоров, но откуда он мог знать, что именно требуется?

Лэнг вспомнил о пиве, допил из кружки и жестом подозвал официанта.

— Подключаясь к «Эшелону», ты получаешь в свое распоряжение систему фильтров и можешь выделять слова, имена, телефонные номера и все такое.

Джейкоб проводил взглядом идеальное колечко дыма, поднимавшееся к небу, пока оно не растаяло.

— Ладно, считаем, что ответ на вопрос о том, откуда им известно, где ты находишься, мы получили. Но кто же все-таки эти чертовы «они»?

Лэнг отлично понимал, что последний вопрос чисто риторический, и его друг намерен сказать что-то еще.

— Уверен, что на этом ты не остановился.

Джейкоб снова чиркнул спичкой.

— Ну, ты же меня знаешь! В биографии этого парня имеются довольно любопытные подробности. В частности, его родители принадлежали к секте, объединяющей чрезвычайно консервативных евреев-националистов, которые называют себя ессеями.

Лэнг на мгновение задумался. Название показалось ему знакомым.

— Это не то племя, которое обитало в пустыне неподалеку от Кумрана, где нашли «свитки Мертвого моря»?

— Не просто обитало, а очень капитально устроилось. У них там был водопровод, огромные пещерные залы для собраний, даже монета собственной чеканки. Они поселились в пустыне еще до Рождества Христова, на некоторое время ушли оттуда после землетрясения и вернулись в эпоху Ирода Великого. Они представляли одно из трех ведущих религиозных направлений среди иудеев, наряду с фарисеями и саддукеями.

— И что, они до сих пор там обитают?

Трубка вновь погасла и никак не желала разгораться.

— Знаешь, похоже на то. Конечно, эта партия давно отказалась от самоизоляции, но верность своим порядкам сохраняет. У них собственный кибуц, все они крайние сионисты и продолжают соблюдать многие из древних традиций. Они, пожалуй, были бы похожи на ваших амишей[63], если тех скрестить с союзом ветеранов зарубежных войн.

Использование самых хитроумных подслушивающих устройств, какие только были известны миру, похищение современного оружия и постоянная готовность убивать никак, по мнению Лэнга, не вязались с эксцентричными, по мнению большинства, но до крайности миролюбивыми фермерами из Пенсильвании.

Лэнг вновь задумался.

— Сомневаюсь, что у твоего полковника могут быть какие-нибудь связи в Брюгге.

Джейкоб, ковырявший своим любимым шилом в чашке трубки, на мгновение приостановил свое занятие.

— Брюгге? Ты о городе в Бельгии?

— О нем самом.

— Даже странно такое слышать. Видишь ли, Брюгге — чуть ли не единственное место за пределами Израиля, где сохранилась заслуживающая упоминания группа ессеев — потомки тех, кто поселился там еще в средние века, когда евреи были единственными банкирами в Европе. Ведь вы, христиане, долго считали, что давать деньги в рост грешно. Эта партия финансировала кружевное и ткацкое дело по всей испанской империи, в которую невесть сколько столетий входила Бельгия. И, как и их сородичи в Израиле, они держатся скрытно и стараются, по возможности, избегать контактов с внешним миром.

— Довольно неожиданная информация.

— «Моссад» присматривает за теми группировками евреев, от которых можно ожидать излишней воинственности, будь то хоть дома, хоть за рубежом. Но почему?..

Лэнг медленно кивнул.

— И, если копнуть подноготную Беньямина Ядиша, выяснится, что он был ессеем. Верно?

Оба вновь умолкли, обдумывая последние слова Лэнга, а потом Джейкоб поднялся.

— Судя по тому, сколько эти беспредельщики перебили народу — если, конечно, это сделали они, — я бы сказал, что быть евреем для этого вовсе не обязательно. — Закончив свою невнятную тираду, он оглянулся на паб. — До чего же зловредная эта смесь. Нужно пойти отлить.

Лэнг проводил друга взглядом, на самом деле не видя его. Секта. Сионизм. Закрытость. Такое случалось сплошь и рядом — члену какой-то группы, заподозренному в нелояльности, раз и навсегда затыкали рот. После преодоления первого барьера прибегать к убийству как способу заставить замолчать людей, которые даже не имели никакого отношения к группе, становилось все легче и легче. Подтверждение тому — изменение поведения его противников: начав с предупредительных выстрелов в «Андерграунде», они теперь готовы были убивать направо и налево.

Конечно, могло оказаться и так, что ессеи — всего лишь мелкая иудаистская секта, а Цвелк — простой вор, бедный и нечистый на руку чиновник военной канцелярии. Могло… Но Лэнг так не считал. Ученых убили не из-за того, что они обнаружили, а из-за того, что могло последовать за этим открытием.

Он настолько углубился в свои мысли, что не заметил подростка, который, прислонив свой велосипед к ограждению, пересек лужайку паба и остановился возле его столика.

— Мистер Рейлли?

Лэнг вскинул голову и увидел рыжего мальчишку с усеянными веснушками пухлыми щеками, лет одиннадцати-двенадцати.

— Да.

Мальчик протянул ему конверт.

— Это вам.

Лэнг машинально взял конверт.

— От кого?

Мальчик указал на темную «Ауди», стоявшую в отдалении от тротуара. Машина тут же тронулась с места, и Лэнг не успел разглядеть номер.

Лэнг открыл конверт. Сначала он подумал, что там ничего нет. Но потом из него выпало колечко — локон рыжих волос. Определенно, не таких, как у посыльного…

Изумрудное кольцо, о котором сообщила ему Сара, и необъяснимое отсутствие Алисии на работе соединились в жутком открытии, от которого Лэнг чуть не задохнулся.

Он схватил мальчика за запястье.

— Кто они? Эти люди, которые тебя прислали?

Ребенок дернулся, пытаясь вырваться, но безуспешно.