– О, чудесно!

– В этот раз ты сама его остановишь.

Моя улыбка растаяла, едва появившись. Усмехнувшись, Диего пальцами опустил мне веки, а затем прочистил горло.

– Осирис откроет врата в Дуат, и пусть вода потечет, – сказал он, и я повторила эхом:

– Осирис откроет врата в Дуат…

Пальцы его, кровоточащие, все еще прижимались к моим, давили на них, будто пытаясь протолкнуть внутрь то, что вибрировало в воздухе, пуская круги по воде. Я вдруг перестала чувствовать холод и пощипывание на бедрах, разъедаемых морской солью, – вместо этого я почувствовала духоту и жар песка. Дуат был готов принять меня, и все, что мне требовалось для этого, – умереть на одну секунду.

– Sit sanguis ferveo.

– Sit sanguis ferveo…

Слова на английском чередовались с латынью, а потом с арабским, который я не знала, а оттого произносила невнятно и неуклюже, но очень старалась подражать тону Диего, его тембру и акценту.

– Nolite cor meum… – сказал он, и я едва не открыла глаза вопреки запрету.

Я знала, как переводится эта фраза, но, сделав над собой усилие, послушно повторила:

– Nolite cor meum.

«Сердце, замри».

На этот раз все случилось гораздо быстрее. Удар невидимой силы выбил из меня не только дыхание, но и пульс. Я вдруг поняла – это моя собственная магия, обернувшаяся вовнутрь. Ведь если обычные заклятия требовали выплеска колдовства, то некромантия требовала ее накопления. Переполненная до краев собственной силой, я погибла от нее.

Наши с Диего пальцы разъединились. Затылок встретился с полом, и волосы намокли. Я почувствовала это за миг до того, как стала чувствовать абсолютное ничего. К счастью, уже не новое для меня. Всего лишь Дуат. Всего лишь царство мертвых.

Только теперь, когда я наконец-то открыла глаза, передо мной раскинулась отнюдь не пустыня, хранящая память о египетских богах и величественных пирамидах…

«Да, потому что теперь ты сама себе проводник».

Я стояла посреди девственного вермонтского леса. Босые ступни, еще ледяные, согрел бархатистый мох, а в воздухе запахло дождем, незабудками и ягодами дикой черники. Пока там, в реальном мире, правила суровая зима, здесь царствовало беспечное лето. В верхушках сосен и кленов щебетали синицы, а в высокой траве – кузнечики. Я покрутила головой: цветущую равнину облепляли клочки тумана, напоминающего облака, которых в Дуате не было. Вместо них, как и вместо неба, сверху мир накрывала однотонная пурпурно-апельсиновая плита, напоминающая вечный закат. Свет, как и прежде, лился отовсюду разом, мягкий и зернистый. Если бы не это, я бы решила, что очутилась дома. У корней деревьев колыхались призрачные огни, напоминающие болотные. Только эти были искусственными и рубиново-красными – цвета переспелой бузины. Параллельно им тянулись клумбы фиалок и мимоз, будто высаженные человеческой рукой. Они уходили дорожкой куда-то в чащу, и чем больше шагов вперед я делала, тем больше цветов вокруг распускалось.

Надеясь, что это хороший знак и в этот раз мы с Дуатом поладим, я двинулась по цветочной тропинке глубже в лес.

– Что это? – спросила я, поднеся к глазам ладонь: в ней откуда-то появилась маленькая резная статуэтка. – Она удерживает меня в Дуате, как тогда браслет с твоей кровью, да?

«Не совсем, – ответил голос Диего откуда-то извне, глухой, но неизменно насмешливый. – Тебе больше не нужна моя кровь, чтобы оставаться в Дуате. Однако учти: чем дольше ты там, тем тяжелее будут последствия. Я сам верну тебя домой, когда решишь, что пора. А статуэтка, которую ты держишь, – это мои ярчайшие воспоминания о Микаэлле. Надеюсь, она поможет тебе отыскать его».

Я стиснула статуэтку покрепче. Деревянная фигурка была размером всего лишь с шахматную ладью. Разглядев тонкие руки, скрещенные на груди, платье и даже лицо, я удивилась, как кому-то хватило терпения вырезать так много деталей. Разукрашенная цветными красками, это была фигурка женщины, замотанной в платки. Лазурно-голубая юбка, смоляная копна волос, увитых красными розами, и маска черепа – изящно нарисован– ные белоснежные кости на черном фоне. Это была фигурка Санта-Муэрте – Святой Смерти, и я прижала ее к груди.

Интересно, что в ней за воспоминания?

– Уж если мухлюешь, то делай это правильно, мальчик. А коль попался – прими наказание с достоинством. Но нет, сегодня тебя никто не накажет, ведь эти джентльмены тоже не чисты на руку. Я прав? Покажите-ка колоду… Меченая. Так и знал. Ligaveris!

Я вздрогнула, обернувшись: там, под сенью кленов, замерцало облако, принимая человеческие очертания. Оно растаяло раньше, чем я успела разглядеть что-то помимо сюртука, золотисто-коричневой кожи и седых волос. Зато голос остался – низкий мелодичный баритон с экстравагантным акцентом. Он доносился то справа, то слева, пока я продолжала идти, чувствуя, как вибрирует маленькая кукла богини в руке:

– Поднимайся, niño[8]. Ты говоришь по-испански? Ох, не стоило тебе связываться с бандой Сантино… Откуда ты, мальчик?

Облако заклубилось опять: на этот раз за кустом растения, похожего на можжевельник, только с неестественно-синими колючками и такими же синими ягодами. В этот раз я успела увидеть больше: лицо у Микаэлла было упрямым, с острым носом и волевым подбородком. Одежда, элегантная классика, подчеркивала его строгость. Пусть и всего лишь бесплотный призрак, сотканный из памяти Диего, он держался гордо, почти высокомерно: прямая осанка, трость из черепашьего дерева с набалдашником в виде вороньего клюва, а на шее – католический крест.

Чем чаще я смотрела на фигурку Муэрте на своей ладони, тем больше слышала и узнавала.

– Тебе необязательно красть. Достаточно просто сказать: «Принесите мне добавки, пожалуйста».

– «Кто видит, как других судьба гнетет, свою беду скорей перенесет. Один страдаешь – кажется тебе: погибло все, судьба с тобой в борьбе»…[9] Запомнил? Теперь повтори. Не задавай глупых вопросов, Диего! «Короля Лира» должен знать каждый. Интеллект и принципы – вот что отличает настоящего гангстера от негодяя с ножичком в подворотне.

– Хм… Что насчет Меса? Диего Меса. Тебе нравится эта фамилия? Ты всегда можешь взять Де’Траст… Не хочешь? Твое право.

– А тебе тут, смотрю, и без меня весело.

Последнее сказал уже не Микаэлл. Вместо него из сгустка тумана ко мне выплыл высокий юноша с обманчиво добрым лицом, даже после смерти не утративший свою привычку появляться неожиданно и эффектно.

– Красивая вещь, – заметил Джулиан, разглядывая издалека фигурку в моих пальцах, побелевших от того, с какой силой я их стиснула. – Святая Смерть? Видел такие куколки в мексиканском ковене…