Алексей катится по склону холма, встает, отряхивается, оборачивается: на шоссе оживление – машин десять с обеих сторон стоят у обочин. Алексей бежит через лес, по тропинке – теперь спасаться!

Никто ничего.

Идет нарочито медленно, так ему кажется, хотя со стороны видно, что он нервно семенит. Сначала, пока он еще не дошел до фабричного забора, ему встретилась баба с авоськами, прошла своей дорогой не оглядываясь. А потом из подзаборных кустов вылез нетрезвый бомж – щуплый, в драной ушанке.

– Паря, паря… – прохрипел, заступая бомбисту дорогу.

Алексей остановился, от бомжа кисло пахло, до тошноты. Алексей хотел было его обойти, но тот вцепился в рукав грязными пальцами:

– Паря, выручай, паря… Вот и я тебя выручу… – хрипел он, мутными глазками разглядывая юношу.

– Что, что?! – вскинулся Алексей. – Пусти меня!

Он вдруг испугался – ему бежать, автобус уйдет, а тут этот.

– Выручай, паря. Пятьдесят рублев, хе-хе-хе!

«Да чего он хочет?! – пробилось в голове Алексея. – Почему?!». Он с силой скинул с себя руку бомжа, тот мигом вцепился другой. Они походили на двух танцоров, исполняющих странный любовный танец. Наконец Алексею удалось отцепить обе руки бомжа, и он толкнул того назад, в кусты.

– Убивают! – заголосил бомж, на деле хрипло и негромко, почти насмешливо, но Алексею показалось, что на всю округу.

Он толкнул бомжа еще – изо всех сил, тот не устоял, попятился и упал в кусты.

– Убиваю-ю-ют!.. О-о-ох! Убива-а-ю-ют… – донеслось оттуда совсем тихо, уже со всхлипами.

Алексей огляделся – никого ни сзади, ни спереди. Схватил обломок белого тяжелого кирпича, подгадавшего возле тропинки, и изо всех сил ударил бомжа по голове. Всхлипы стихли. Отскочил, стараясь не глядеть на жертву, повертел головой – никого. Подскочил еще, еще ударил и бросился со всех ног дальше.

Выбежал на улицу – автобус, испустив издевательское облако дыма, отъезжал от остановки. Алексей рванул следом, но автобус набрал ход и ушел безнадежно.

Тут он увидел свою руку, в которой держал кирпич – пальцы в крови. Машинально вытер их о куртку, тут же испугался – внимательно осмотрел ткань – на темно-синем нейлоне кровь почти не видна.

«Это хорошо, что опоздал… – подумал, – а то с кровавыми пальцами…» Он свернул с дороги на грязный тротуар и пошел следом.

На его счастье, Харон Харонович, не дождавшись его с автобусом, отправился за ним сам, медленно руля навстречу. Увидел бомбиста, забрал.

– Все хорошо? – спросил.

– Да.

– А что взволнованный? Почему опоздал?

Алексей расплакался. Потом уже, когда вернулись на дачу, Харон Харонович расспросил юношу подробнее. И расхохотался:

– Супер! Супер! Ха-ха-ха-ха!.. Одним ударом – и миллиардера, и нищего! Супер, граф, супер!

Несколько следующих дней Алексей с удовольствием слушал в новостях подробности своих подвигов. Сначала сообщалось о том, что убийца не оставил никаких следов, могущих навести на его след. (Кстати, взрыв оказался настолько мощным, что убиты были и олигарх, и его приятель – тоже олигарх помельче, с которым они ехали в машине, и шофер машины, и охранник в джипе сопровождения.) Потом объявилось тело бомжа, которое, как не без удивления узнал Алексей, было «прикопано» возле забора. Потом возникла и старуха, которая повстречала некоего молодого человека, торопившегося как раз от места взрыва…

Харон Харонович посмеивался: еще бы – целых пять трупов, да еще каких! – и обещал новую «работенку» недели через две-три.

Не знал, да и не мог знать Алексей, что Харон Харонович с его помощью убрал отнюдь не какого-то своего «идеологического» врага (таковых у него попросту не водилось) и не врага России, и даже не конкурента по бизнесу (о том, что Харон Харонович – успешный бизнесмен, Алексей, разумеется, не догадывался), а убрал своего партнера, товарища, даже друга, с которым они когда-то начинали «ворочать делами». Причем убрал не из сиюминутных соображений, не из-за того, что они чего-то не поделили (напротив, приятели весьма доверяли друг другу и никогда между ними не возникало деловых и финансовых противоречий), а убийство это было чистой воды провокацией, которая должна была смешать карты на высшем финансовом уровне страны.

Высокий смысл этого убийства был еще и в том, что сам Харон Харонович и возглавил похоронные хлопоты, выделил для убитого друга лучший в своей коллекции катафалк, заказал у одного из лучших скульпторов Москвы памятник и оплатил его, равно как взял на себя и все прочие расходы.

Алексей жил почти отшельником, если не считать редких, но ставших привычными продажных утех. Кроме телевизора, у него не было связи с внешним миром. Правда, на даче была небольшая библиотека – все сплошь русская и советская классика. В первые дни Алексей вяло перелистывал кое-какие книжки, прочитал томик Гаршина, а затем добрался и до Достоевского – углубился в «Преступление и наказание».

– Ну что? Нравится тебе, граф, как он топориком махал? – спросил в один из приездов Харон Харонович, заметив на кровати раскрытый классический том.

– Жидко, – вяло произнес Алексей, без намерения комментировать дальше.

– То есть?! – воскликнул хозяин, круглые глазки разгорелись. Он был с утра уже навеселе, от него пахло водкой.

– Жидко, – повторил юноша. – Тоже – Наполеон! С самого начала видно, что ничего не получится. Нечего было и начинать. Меня Достоевский не убеждает, – не станет такой человек никого убивать, это с самого начала ясно. Он даже не топором ее зарубил, Алену Ивановну, а обухом тюкнул!

Харон Харонович взял книгу, отыскал сцену убийства, прочитал.

– Ишь ты, приметливый! А я до сих пор считал, что он ее порубал, как капусту.

– Он себя чуть не порубал, не ее, – отвечал Алексей. – И зачем было такую толстую книгу разводить, когда сразу видно – что он самого себя рубил? Жидкая книга. Я ее дальше читать не буду – все и так ясно.

– А вот у нас в Москве один завелся, в парке молоточком людей по башке бьет и в колодец сбрасывает. Штук тридцать набил уже – точно гвозди заколачивает! Слыхал про такого? Битцевским маньяком прозвали.

– Не слыхал.

– Вот ведь молодец! – настаивал Харон Харонович. – В самой Москве!

– А в Москве все убийцы, – сказал Алексей. – Только не настоящие.

– Это как?

– Убивать надо, чтобы жизнь полной была. А в городе со злобы убивают. В городе люди злые, в городе нельзя не быть убийцей.

– Ладно, философ, давай чай пить, во рту пересохло! Всю ночь гудел!

За «чаем» Харон Харонович выпил еще, и его развезло.

– Ничего, граф, я тут такую комбинацию придумал – ого-го-го! Всю Россию на уши поставим! И потом ее тепленькую к рукам приберем!