Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что касается Риммы, то тайну ее происхождения Кара не выдала. Во всяком случае, пока. Сочтя, что такой козырь в рукаве всегда может пригодиться и в случае крайней необходимости она им, безусловно, воспользуется, а пока… Пока ей, возможно, просто жалко безалаберную, бестолковую, недалекую Римму, которую в случае потери арчуговских денег, несомненно, ждет голодная смерть. Пусть получит образование, а там видно будет, рассудила Кара. И Римма в воспитательных целях была определена на учебу в Католический университет Святого Сердца в Италии. И хотя никто не заставляет ее с утра до ночи молиться и строго соблюдать посты и догмы, общая атмосфера университета значительно строже, чем привыкла беззаботная госпожа Арчугова-младшая в Штатах. К тому же ей урезали финансирование и даже приставили к ней компаньонку, которая еженедельно составляет для господина Арчугова подробные отчеты о поведении его дочери. Девушка ответственна и старательна, поскольку в благодарность за труды Борис Аркадьевич оплачивал ее учебу. Римма бесится, но поделать ничего не может, ибо целиком и полностью финансово зависит от своего родителя. Работать и вести самостоятельный образ жизни она не желает. Приходится терпеть.
Лариса Бориса Аркадьевича целиком и полностью поддержала и после истории с Маратом перестала подкидывать дочери какие бы то ни было средства.
Кара вернулась в Америку, открыла салон, но вскоре наняла надежного оборотистого управляющего и переехала в Европу, где помогает отцу разворачивать его новый бизнес. Она все чаще бывает в России и проводит там все больше времени. С отцом у нее наладились близкие, доверительные отношения, и, вероятно, именно Каре в будущем предстоит стать его преемницей в бизнесе. Впрочем, до этого еще надо дожить. Борис Аркадьевич по-прежнему бодр, энергичен, жаден до жизни и женщин.
Георгий Глебович Нестеров вернул дневники в обитель, сделал он это, разумеется, бескорыстно, просто желая помочь своему духовному наставнику, а также желая сохранить в тайне столь важные знания и не допустить их попадания в руки недружественной нашей стране организации.
Спешно закончив дела в России, Нестеров незамедлительно вылетел в Европу, а вскоре в телевизионных новостях одной восточноевропейской страны промелькнуло известие, что на окраине столицы, в лесопарковой зоне, было обнаружено тело иностранного гражданина, некоего Дэвида Зачесломского. Осмотр места обнаружения тела, а также самого тела позволяет предположить, что господин Зачесломский погиб в ходе перестрелки. Очевидно, ставшей следствием бандитской разборки. По информации, полученной из Интерпола, господин Зачесломский долгие годы подозревался в подпольной торговле оружием и человеческими органами и находился под наблюдением полиции стран Евросоюза, Турции и Ближнего Востока, но был слишком хитер и осторожен. По мнению Интерпола, Дэвида Зачесломского убрали свои.
Когда это известие прошло в новостной ленте, Гарик уже был в Нью-Йорке, на открытии салона «Русское искусство», после чего остался в Штатах на довольно продолжительное время, объяснив задержку неожиданно открывшимся контрактом. В Европу они с Карой по счастливому совпадению вылетели тоже вместе.
Борис Аркадьевич в разговорах с друзьями все чаще без всяких причин вдруг начинает сетовать, насколько дорого обходятся в наше время свадьбы.
Геннадия Таволжанина так и не нашли. Бизнесмен пропал бесследно. Марии Арчуговой, Ларисе, Марату и даже Каре с Гариком до их отъезда из России пришлось несколько раз побывать на допросах в Следственном комитете, но никаких обвинений никому из них предъявлено так и не было. Бизнесмен как в воду канул, вследствие чего у капитана Сафонова были крупные неприятности с начальством, которые, впрочем, вскоре утряслись в результате нескольких успешно раскрытых дел. Кстати, сын капитана успешно сдал ЕГЭ, хотя и не так блистательно, как мечтали его родители. И поступил на юридический, хоть и на платное отделение и, возможно, не самого престижного в городе вуза. Но родители его все равно счастливы и гордятся своим отпрыском.
Жизнь течет своим чередом, готовя новые сюрпризы и новые испытания, помогая кому-то подняться над собой и обстоятельствами, а кому-то неся крах и разочарование. Кому-то в сложных ситуациях удается раскрыть в себе спавшие до времени силы, а кто-то навсегда теряет лицо. Жизнь — штука пестрая, непредсказуемая, но ужасно захватывающая, надо только уметь видеть во всем светлую сторону и не терять надежду.
Машина тряслась по расхлябанной, после ливня, лесной дороге, подпрыгивая на кочках, покачиваясь из стороны в сторону, как неуклюжий увалень, пока не добралась до толстого гниющего ствола повалившейся сосны, перегородившего дорогу.
Передняя дверца машины распахнулась, и из нее вылез крупный неповоротливый мужчина в длинном плаще, похожем на плащ-палатку, и высоких резиновых сапогах. Он хмуро осмотрелся по сторонам, закинул голову вверх, придерживая рукой капюшон, осмотрел серое, затянутое тучами небо и, хлюпая по напитанному влагой мху, отправился в лес. Там он ходил недолго, пока не нашел вывернутую с корнями огромную сосну и неглубокую яму с рыхлой землей. Вернулся к машине, достал из багажника лопату и вернулся к стволу. Затем, пыхтя, отдуваясь, то и дело утирая рукавом пот, принялся копать яму. Снова припустил дождь, сперва мелкий, едва заметная морось, потом сильнее. Мужчина накинул капюшон, но работу не прервал. Ковырялся он долго, сказывалось отсутствие привычки. Но наконец результат его удовлетворил, и он, тяжело дыша, воткнул лопату в землю. Постоял, прислонившись к стволу, отдышался и снова побрел к машине, тяжело опираясь на лопату.
Снова открыл багажник, но лопату убирать не стал. Наклонился. Поднатужился и вытащил из душного нутра машины длинный, замотанный скотчем сверток. Сверток заворочался, пытаясь то ли снова залезть в машину, то ли, наоборот, вылезти. Мужчина в плаще размял плечи, хрустнул шеей и, взявшись снизу, резким бесцеремонным рывком вытащил сверток из машины.
Раздался громкий протяжный стон, больше похожий на рык раненого животного. Бессловесный, но полный муки и ужаса.
— Не нравится, падла? — зло, одышливо спросил Борис Аркадьевич, глядя в лицо своего бывшего компаньона и соперника, и наотмашь пнул ногой лежащего на земле, спеленатого в сверток человека. Снова раздался стон. Горящие ненавистью мутно-серые глаза Геннадия Таволжанина буравили своего мучителя. — Позыркай, позыркай, — сплюнул на землю хозяин машины. — Похоронить меня думал? Сам скоро упокоишься, сволочь!
Арчугов отдышался, снова взял спеленатого человека за ноги и потащил по земле в сторону приготовленной ямы.
— Тяжелый, сволочь! — выругался он, преодолевая очередную корягу, которых в мокром, заросшем густым подлеском лесу валялось в изобилии. Сломанные бурями ветви лесных великанов, гниющие стволы молодых березок и осинок, откуда-то взявшиеся пни…
Стоны почти не прекращались, то ли они были свидетельствами боли, то ли отчаяния. То ли ругани, а может, и всего вместе. Не разберешь. Но они никак не влияли на происходящее. Наконец Борис Аркадьевич дотащил свою ношу до выкопанной ямы и, оглядевшись, снова выругался. Лопата! Пришлось опять идти к дороге. Было маловероятно, чтобы кому-то понадобилось ехать в лес в такую погоду, но все же ему не хотелось затягивать со своим делом.