– А куда мой веер подевался? – поинтересовалась я.

– Секунду, – сказала она, по-прежнему глядя в монитор.

Я остановилась возле стола, нервно постукивая кончиком туфельки. Лиза наконец оторвалась от компьютера и ясно на меня глянула.

– Я его повесила в чайной комнате, – улыбаясь, проговорила она. – В нишу пристроила. А то завтра у нас тяною, решила сменить антураж.

– Нет, Лизавета, – сказала я. – Это совершенно не годится! Боевой веер в качестве украшения! Это нарушает гармонию!

– Бог ты мой! Какие мы правильные! – капризно ответила она. – Веер как веер! Никто и не заметит, что он с металлическими перекладинами!

– Ты бы еще по бокам катану и вакидзаси пристроила, – хмыкнула я.

– А что это? – спросила она и хлопнула ресницами.

– Самурайские мечи. Нет, девочка моя, пойду сниму веер и поставлю на место, на мой стол.

– Ну, как хочешь! – сказала она и вновь вперила взгляд в монитор.

Я вышла из приемной и направилась в чайную комнату. Раскрытый веер ярко краснел в нише, словно крыло огромной бабочки. Я сняла его и в этот момент услышала какой-то шум снаружи.

«Опять мальчишки, что ли, в садик забрались?» – недовольно подумала я и быстро пошла к двери.

Резко распахнув ее и шагнув на улицу, я замерла, вцепившись в ручку веера. Возле прудика с фонтанчиком стоял Степан и пристально на меня смотрел.

– Ага! – только и сказал он с явной угрозой в голосе.

Странно все-таки устроена наша психика. Помню, как в моей голове мгновенно пронесся анекдот: «Идет Герасим и видит, на дороге собака сидит. Он бросился к ней и радостно замычал: «Му-му!» А собака Баскервилей подумала: «Ага!»

Я невольно усмехнулась и вместо того, чтобы забежать обратно и захлопнуть дверь, сделала шаг ему навстречу. Мне безумно надоело это постоянное ожидание его появления и неизбежных разборок. И я решила поставить все точки над «i».

«Ведь можно же как-то договориться, – думала я, глядя в его расширившиеся зрачки. – И оставить друг друга в покое».

Но Степан, видимо, думал совершенно по-другому.

– Попалась, тварь! – тихо воскликнул он и ринулся ко мне, вытянув руки.

Я крепко сжала веер и сделала выпад, ткнув сложенными кончиками в него. Он расхохотался и схватился за него рукой. Но острия попали ему в ладонь. Я видела, как он дернулся от неожиданности, и надавила сильнее, тут же увидев, как из-под его сжатых пальцев потекла кровь. Степан попятился, запнулся об изогнутую лапку кованой скамьи и с размаху грохнулся затылком о каменный фонарь, стоящий у него за спиной. Он сдавленно вскрикнул и сполз вниз. Потом завалился назад. Его шея оказалась на каменном бортике пруда. Я увидела, как красное пятно начинает расплываться по воде. Замерев, я молча стояла возле него и смотрела на полузакрытые глаза и побелевшее лицо. Потом вытащила веер из его окровавленных пальцев и быстро пошла в дом.

Лиза все так же сидела за компьютером. Но, увидев меня, сразу вскочила.

– Таня! Что случилось?! На тебе лица нет!

Я осторожно положила испачканный веер на стол и четко произнесла:

– У нас во внутреннем дворике лежит парень. Это мой знакомый Степан. Я тебе никогда о нем не рассказывала. Но это из-за него я оказалась в рабстве в том ужасном доме, это он приходил туда как-то ночью и насиловал меня, это из-за него я не могу жить спокойно и постоянно жду, что он найдет меня и уничтожит.

Я видела, как расширились глаза Лизы, но они остались сухими.

– Его нужно убить, – спокойно сказала она. – И я сама без колебаний могу это сделать! Я помню все! Я ничего не забыла! И таких тварей нужно уничтожать!

– Может, он уже мертв, – тихо заметила я.

Мы быстро пошли во дворик. Степан все так же лежал на дорожке, раскинув руки и ноги и опираясь шеей на бортик пруда. Вода была уже красная. В середине его правой ладони, раскрытой и обмякшей, четко виднелось кровавое пятно.

– Какая рана, – пробормотала Лиза, наклоняясь над ним.

– Это я веером, – сказала я, – когда он на меня бросился.

Лиза склонилась к его лицу. Потом подняла на меня глаза.

– Он, по-моему, дышит, – прошептала она. – Нужно добить.

– Нет! – решительно воспротивилась я. – Мне надоело постоянно жить в страхе. Я сейчас же вызову милицию. И пусть они сами решают! К тому же я только защищалась.

– Подожди, Таня, – схватила меня за руки Лиза. – Ведь он подонок, нелюдь! Зачем ты из него жертву делаешь?

– Я не могу вот так убить его.

– Я могу! Во имя чести! – твердо сказала она. – Жаль только, что его нельзя отвезти куда-нибудь в укромное место и там помучить как следует. Чтобы и он был в аду, в каком были мы.

– Лиза, я тебе запрещаю даже думать об этом! – сухо ответила я.

– Подожди! – сказала она. – Надо взять себя в руки и решать хладнокровно. А кто-нибудь знает, что вы знакомы?

– Не думаю. А кто знал, те мертвы, – ответила я, не отводя глаз от распростертого тела. – И потом, если он жив, то все равно на меня покажет, когда очухается.

– Не думаю, – пробормотала Лиза. – У него самого рыльце в пушку. Вот что! Давай-ка мы его просто вынесем на улицу и положим на асфальт. А кровь здесь замоем. Смотри, на фонаре пятна. Он, видимо, ударился о кованые листья, когда падал. Вон как они торчат ребрами. И сами вызовем милицию и «Скорую». Скажем, выходили из агентства и наткнулись на него.

Время было позднее, и, на наше счастье, неожиданно пошел довольно сильный дождь. Мы подхватили бесчувственного Степана под руки и выволокли на пустынную улицу. Уложили его прямо на асфальт в нескольких метрах от входа. Сейчас мне кажется странным, почему мы не оставили его прямо во дворике. Разница была небольшая, на улице мы его нашли или во дворике. Потом я отправилась уничтожать следы, а Лиза вызвала «Скорую». Приведя себя в порядок, мы раскрыли зонтики и стали ждать возле неподвижного бесчувственного Степана. Милиция и «Скорая» подъехали практически одновременно. Врачи тут же осмотрели его, вкололи какой-то препарат и увезли. А молодой серьезный милиционер зашел в агентство. Мы дружно сказали, что выходили после работы и наткнулись на тело. И больше знать ничего не знаем и ведать не ведаем. Милиционер записал наши показания, не стал ничего осматривать и даже предложил подвезти нас до дому.

– Время сейчас такое, девушки, – серьезно проговорил он. – На каждом углу грабят, душат, насилуют. Хорошо, что вы позвонили, парень-то еще жив был. Когда очнется да выздоровеет, спасибо вам скажет.

Из черной записной книжки с изображением красного дракона на обложке:

«Мы всегда устремляем наш взгляд к яркому ориентиру, который указывает в будущее, в сторону жизни. Это воззрение указывает на то, что наш рациональный гуманизм постоянно занимает наше внимание перспективой свободы и прогресса и тем самым вытесняет смерть из сознания в подсознание. При этом инстинкт смерти становится взрывоопасным… Мы забываем, что присутствие смерти на уровне сознания является важным условием душевного здоровья… Ведь если мы каждый день проживаем с мыслью о том, что это, возможно, последний день нашей жизни, мы замечаем, что наши действия наполняются радостью и смыслом…»