– Это не я, не знаю, с чего все решили на меня, – посетовал Рун. – А у вас, что, дама правит городом?

– Правит кавалер. Её муж. А она правит им, – поведал рыжеусый весело.

Черноусый рассмеялся, его товарищ тоже, вслед за ним.

– Глава города женат на женщине, коротая гораздо родовитее его, – стал объяснять черноусый. – Он состоятельный, у её семьи были затруднения с деньгами. Наверное в этом дело. Он против неё и рта открыть не смеет. Так что правит она, а он лишь поддакивает.

– Понятно.

Вскоре свидетели пения зверей остались позади. Руна перестали узнавать, прохожие теперь уже не глазели, а лишь поглядывали с любопытством. Всё же стражники ведут, вдруг преступник какой или душегуб. Лала постепенно снова пришла в прекрасное расположение духа, осматривала всё вокруг пытливо, хоть и были уже тут, на этих улицах, вчера. Улыбалась Руну загадочно-приветливо, встречаясь с ним глазами, согревая ему сердце. У него тоже поднялось настроение, он тоже разулыбался, смущая умы людей диссонансом между тем, что они видят и тем, как понимают увиденное: ведут стражники человека, а он радуется. Так бывает?

– Ой, как же я соскучилась, – жалостливо вздохнула Лала, впрочем, не переставая сиять.

– Я тоже. Очень, – с мягким добродушием произнёс Рун.

– Уже прямо второй день препятствия у нас, – продолжала счастливо горевать она. – Вчера из-за вязаночки нельзя было долго. И сегодня. Я привыкла, что в любой-любой момент могу погреться. Целых полтора месяца всегда можно было, как захочется.

– А если мы возьмём да обнимемся, что думаешь, как они отреагируют? – осторожно осведомился Рун.

– Плохо, как же ещё, – сообщила Лала. – Они тебя ведут, а ты остановишься. Выйдет, что ослушался их.

– Но они понимают, что мы вместе сейчас?

– Конечно. Но им это не важно.

– А коли подле нас девица? Та же Вая. Как она на это реагирует? – задал вопрос Рун. – Она ведь тоже понимает, что я с девушкой, выходит.

– А почему тебя это так интересует, Рун? – сразу с подозрением уставилась на него Лала.

– Ну, солнышко, не ревнуй, я наоборот. Не пойму, если ей ясно, что я с девушкой, почему она ведёт себя так, словно я один?

– Ну, потому что я незначима, котик, – немного успокоилась Лала. – Реакция других девушек будет зависеть от того, насколько ты волнуешь их сердечки. Вае ты важен. Поэтому она, видя тебя довольненького, когда ты со мной, пожалуй припишет это себе в заслугу, что ты рад ей. Ведь я для неё не имею значения.

– Так может вот в чём дело? – осенило Руна. – Думают, я им знаки внимания выказываю? Что они мне нравятся?

– Ой! – озаботилась Лала. – Действительно. Наверное, так и есть. У незначимости столько недостатков. Но всё же и достоинства огромны.

Они замолчали ненадолго. Вокруг шагал народ, погруженный в свои заботы. Вот мужичёк тащит короб, вот бабушка в платочке поспешает куда-то, семеня, вот подросток катит бочку по дороге.

– Рун, а ты думаешь о нашей свадьбе? – спросила Лала доверительно.

– Чего мне о ней думать, если её всё равно не будет? – с юмором проронил он.

– А вдруг будет.

– Сама меня уверила, что нет.

– Ты, между прочим, теперь можешь притворяться, будто пытаешься отправить меня домой, а сам стараться всячески мешать этому. Тогда твои шансы взять меня в жёны увеличатся, – невинно поведала Лала.

– Да уж, – усмехнулся Рун. – Моей подлости прямо нет предела в твоём представлении, невеста дорогая. Шастаю к другим девицам ночами, пока ты спишь. Теперь вот это. Даже обидно.

– Ну, милый, здесь нет никакой подлости, – мягко возразила Лала. – В любви все средства хороши. Всякий мужчина считает, что лишь он способен сделать возлюбленную по-настоящему счастливой. И потому уверен, что поступает ей во благо, пытаясь хитростью взять в жёны. Ежели мы когда-нибудь поженимся, и после я узнаю, что ты взял меня хитростью, я на тебя даже и не осерчаю нисколечко, котик. Только у тебя ничего не выйдет.

Рун рассмеялся.

– Я тебя, ласточка моя, иногда совсем не понимаю, – признался он. – Вот зачем ты мне это говоришь? Чтобы я и не пытался, или чтобы осознал, что могу попытаться?

– Ну, это уж ты сам решай, заинька, – лукаво молвила Лала.

– Я не считаю, что именно я могу сделать тебя наиболее счастливой, вот в чём дело, – сказал Рун серьёзно. – Ты исключение из общих правил. Другие девушки нравятся каждая по-разному разным мужчинам, одному меньше, другому больше, третьему вообще не нравится. Поэтому каждый, влюбившись, может себе позволить предполагать, что он любит её сильнее всех, или даже только он по-настоящему. С тобой сие не так. Ты всякому придёшься по сердцу. Твоя красота неоспорима. Навряд ли я осчастливлю тебя лучше, чем какой-нибудь лорд или принц. Они галантны и богаты. Кстати, со мной всё ровно наоборот. Не сомневаюсь, не найдётся девицы, способной осчастливить меня сильнее, чем ты. Значит, ты обязана взять меня в мужья.

– Хорошая попытка, – развеселилась Лала. – Но всё же нет. Пока три годика не пройдёт.

– Вот чёрт! – изобразил он досаду. А затем сделал хитроватое лицо. – А научи меня, как мешать тебе вернуться домой.

– Вот уж нетушки. Сам придумывай, – довольно заявила Лала.

Так, в приподнятом настроении, переговариваясь и шутя, они продолжили путь, не замечая ничего вокруг кроме друг дружки. Миновали центральную площадь, храм, вступив на улицы, где стояли дома знати.

– Гляди-ка, Лала, один из наших планов исполнился сам собой, – отметил Рун. – Мы как раз сюда и хотели отправиться. Видишь, какие хоромы?

– Без объятий и голодненькой это… чуточку менее увлекательно, – посетовала Лала. – Так кушать хочется. Уже и о похлёбочке твоей мечтаю. Из грибочков.

– А ты не можешь наколдовать себе что-нибудь прям на ходу? Пирожок какой? – вопросительно посмотрел он на неё.

– Сейчас нет. Не чувствую, что смогу, – с сожалением ответствовала Лала.

– Ты колдуй, если что. Я не оштрафую.

– Ну что же ты так? – улыбнулась Лала. – Прстофилюшка ты у меня, жених мой славный. Я столь хочу кушать, что и на штраф бы согласилась.

– Опять объегорила, – делано признал Рун своё бессилие перед её коварством. – Хитра!

Они шли и шли по улицам. В кварталах знати жизнь поинтереснее, и богаче на разнообразие. Кареты ездят, ходят господа, порой и всадник проскачет, выбивая искры из мостовой. Вот две дамы в пышных поношенных платьях без изысков и в чепчиках прошли, держась за ручки. Вот статный кавалер с изящной тросточкой шагает с задумчивостью философа на лице. Вот слуга выгуливает ухоженного вислоухого охотничьего пса. Пёс нюхает всё вокруг, не обращая