Брам выписал имена основных сотрудников лаборатории Хартога, их оказалось семеро. Сол Френкель был содиректором — о нем у них было достаточно информации. Два молодых голландца, Фриц де Граф и Иоланда Смитс, рабочие лошадки лаборатории, как понял Брам. Британский исследователь Джозеф Льюис, попавший в группу поздно, всего за год до публикации исследования, принесшего Нобелевскую премию. Русский Досай Исраилов, дневавший и ночевавший в лаборатории, которого тоже считали своевольным одиночкой. Француз Андре Бернар, верный вассал Хартога. И австралиец Генри Шарп по прозвищу Кенгуру, которого Хартог считал своим наследником, — в научных лабораториях даже крупные ученые часто получают самые хулиганские прозвища. Интересно, какое прозвище было у отца? И что делать Браму, если обнаружится, что не только сын Сола Френкеля, но и еще чей-то сын обращался в полицию с заявлением о пропаже ребенка?

Пройдя по темному бетонному коридору, он зажег свет в тесной каморке, где когда-то занимался своими «изысканиями». Слабая лампочка едва светила, но целых два года ему это не мешало. Удобное кресло, в которое уселся Брам, подарила ему Рахель, когда он получил статус профессора. Кресло съездило в Принстон, а после продажи дома вернулось в Тель-Авив. Долгие часы посвятил он составлению тщательного плана действий. Он готовился к тому, что найдет predator,[82]как называли подобных монстров американские сайты. Child predator. Sexual predator. Сидя в крошечной комнатенке, кладовке, принадлежащей квартире, где жила Рита Кон, он никогда не думал о сотрудниках Хартога — зачем? И все-таки с одним из внуков Сола случилось то, что случилось с внуком Хартога. Пока что ему известно только одно такое совпадение. И еще: он спас внучку Сола. Синий автомобиль. Неверно выбранный банкомат. Может, надо было тогда еще заняться этим инцидентом? Возможно. Исчезновение Бенни 28 августа 2008 года в Принстоне могло быть никак не связано с исчезновением Яапа де Фриса (какое чудесное голландское имя) 2 сентября 2008 года. Факт знакомства и совместной работы их дедов, имевшей место за четверть века до того, ничего не значит, доказательства найдены им еще в 2012 году. Джон О'Коннор убил его малыша. За это он убил Джона О'Коннора.

Настало время выкинуть к чертям все эти доски, распечатки, статьи, документы. Пора закрывать дело.

21

— Я заснул, извини, — стал оправдываться Икки, когда Брам заехал за ним в полдевятого утра. Брам и сам ненадолго прикорнул в своей комнате. Рита прочно обосновалась на диване в гостиной и спала на спине, в точности как Хартог, раскрыв рот и похрапывая.

— Я все-таки думаю, что мы ошибаемся, — сказал Брам. Он вел машину к больнице «Шеба».

— А я думаю, что мы правы, абсолютно. Я выпил таблетку, но она не подействовала.

— Надо было выпить две.

— Не могу понять, как это меня сморило. Наверное, переутомился. Не забывай, что лучшая моя половина сделана из титана.

— Никогда не думал, что титан может устать.

— Устает не титан, а то, что осталось от моего организма. Но картинку я сделал, нам ведь сейчас это нужно?

— Да.

— Ты звонил Балину? — спросил Икки. — Мы сделали такое открытие: еврейский мусульманин из Голландии взорвался на блокпосту. Охренеть можно. Еврей, взрывающий других евреев, Господи, — мы это раскопали, но, я думаю, Балин должен испытывать смешанные чувства.

— Почему? Мы помогли ему.

— Это должны были сделать его люди. Не мы. И теперь мы, уж точно, должны будем заткнуться.

— А кому мы могли бы про это рассказать? Газетам? Нам придется играть с Балином в открытую. Я позвоню ему, как только мы повидаемся с Плоцке.

— За такую историю можно получить кучу денег, — сказал Икки.

— Хочешь поссориться с Шабаком — валяй. Они тебя за яйца подвесят.

— За одно, второго у меня нет. Если это правда, им придется переоборудовать блокпосты. Проверка ДНК больше не работает. Как мы сможем вычислить евреев, перешедших в мусульманство?

— Это была случайность, — сказал Брам.

Но ведь он и сам пошел в неверном направлении, когда занялся О'Коннором. Избирательность сознания, от которой не избавишься, пытаясь отыскать логику и порядок там, где царит хаос.

— Случайность? — переспросил Икки. — Два одновременно исчезнувших мальчика, примерно одного возраста, оказались внуками ученых, много лет назад работавших вместе, — где тут случайность?

— Понятия не имею, — ответил Брам. Он с самого начала знал, что исчезновение малыша в 2008 году не было случайностью.

— О чем задумался? — спросил Икки.

— Ни о чем, — глухо ответил Брам.

Ему казалось: он видит свой дом в Принстоне — лабиринт коридоров, который должен превратиться в замок; слышит ужас и боль в своем голосе, чувствует, как вскипает в крови адреналин. Балин позвонил ему в неудачный день. Рахель только что уехала в Тель-Авив, он впервые говорил с психоаналитиком насчет своей бессонницы, было жарко, и солнце склонялось к закату, он стоял, болтая с Балином, перед домом, а малыш остался без присмотра и ушел с О'Коннором, который никуда не уезжал, просто запарковал свой вэн чуть дальше и вернулся, пробравшись сквозь кусты. Весь вечер и всю ночь метался Брам по своему участку, дважды менял батарейки в фонаре. Горло саднило от крика, глаза болели, и снова и снова он думал о том, что скажет Рахель. Он не мог сказать ей ничего. Ничего радующего, обнадеживающего, предсказуемого; он хотел осчастливить ее, потакая ее желаниям, и разделить с нею чудесное приключение — жизнь в Америке. Он плохо спал, потому что не был уверен, что поступил правильно, купив огромный дом в лесу — жилье для миллионеров, а не для профессора истории и врача.

Она послала ему эсэмэску, когда приземлилась в Тель-Авиве. Он ответил эсэмэской, наврал, что телефонная линия не в порядке, а по мобильнику он может только посылать эсэмэски. Потом позвонил в полицию. Не прошло и десяти минут, как две патрульных машины появились у дома. Он был спокоен, рассказал, что случилось, и поехал на одной из машин в местное отделение полиции. Дал показания, поставил свою подпись, согласился на публикацию одной из фотографий Бенни и продолжал лгать Рахель, славшей ему эсэмэски. Через трое суток его начали допрашивать и искать тело в реке. Ему пришлось принять успокоительное, когда они поволокли что-то баграми из воды. На четвертый день Рахель послала эсэмэску: она получила странное сообщение от подруги, та вроде бы видела фото их ребенка и сообщение о том, что он пропал, по местному телевидению. Что, собственно, случилось? Почему подруга смогла позвонить ей, а Брам не может? Он не знал, что отвечать. Она снова послала эсэмэску, что вылетает в Америку ближайшим рейсом. У него оставалось не больше пятнадцати часов на решение задачи. На карте штата Нью-Джерси он нарисовал крестик там, где стоял их дом. Он не мог примириться с тем, что это — слепой удар судьбы. Всему должна быть причина.