чудовищем — в постоянном трауре, тоскующим по этим коротким промежуткам покоя. Мои дни проходят бесцельно, у меня больше нет сердца, когда я без тебя, иду без направления, потерянный и сбитый с толку до наступления ночи, и ты, та, кто полностью владеет мной, оживляет меня только для того, чтобы повторять эту агонию снова и снова. Как так вышло, что мои дни холодные, а темные ночи теплые? Скажи мне, Сири, ты чувствуешь то же, что и я? Потому что, если это так, давай вместе гулять под солнцем. Давай встретимся лицом к лицу с нашими семьями, мой ковен. Стань моей, Сири. Всегда и во все времена.

Хотя ее сердце было счастливо, Сири нахмурилась и провела костяшками пальцев по его щеке. Она видела, как выглядели другие девушки, все они сильно отличались от нее. Анита, ее любимая подруга, тоже была другой. Она еще не встречала никого, кроме своей матери, с таким же бледным цветом кожи, с таким же ясным взглядом.

— Они меня не поймут.

— Ах, лунная девочка, — сказал Беллами, и улыбка украсила его искаженное болью лицо. — Ты другая, поэтому обладаешь глубиной и блеском.

Он перекатился на нее сверху, пока она не стала всем, что он видел, и поцеловал ее до крови. — Если никто этого не видит, мы оставим их всех позади, так как они отвергли нас, заставили нас. Я заберу тебя далеко отсюда, солнце и луну, оставив их ночи пустыми, а их дни холодными, как они оставили наши. За что стоит бороться, если не за любовь?

— Ты бесстыдный язычник, я никогда не смогла бы попросить тебя покинуть свой ковен, — сказала Сири, ее улыбка была неоспоримой.

— Ты никогда этого не делала, и тебе никогда не пришлось бы этого делать. Моя несчастная душа выбрала бы твою в этой жизни и в каждой последующей, потому что без тебя я уверен, что стал бы монстром.

Сири наклонилась и полезла в карман своего платья, вытащив серебряную цепочку с прикрепленным кулоном.

— Отныне и навсегда, — прошептала она, надевая ожерелье ему на шею.

Слова были потеряны для Беллами, когда он сжал кулон в кулаке, пообещав беречь его и запечатал ее улыбку поцелуем.

— Отныне и навсегда, — повторил он.

Ворон, сидящий на ветке дерева наверху, вещал беспокойство в злых лесах. Беллами повернул голову на звуки, прислушиваясь к тому, что говорили деревья.

— Они идут, — его обнаженная фигура вскочила на ноги, — все четверо!

Вдалеке факелы освещали путь в синхронном марше к ним. — Что-то не так, поторопись!

— Кто идет? — спросила Сири, натягивая платье на плечи.

— Язычники скандинавских лесов. Мой отец!

Глава 25

Джулиан

Прошло два дня. Утренний туман сгустился, когда я стоял на заднем крыльце своего дома, глядя на лес посреди ночи. Туман поднимался к ветвям. Оказавшись там, его дымка распалась на части, скручиваясь в тонкие серые когти, призывая меня к глубокому лесу.

И Норвежский Лес был похож на одно бьющееся сердце. Орган дыхания, который хотел меня, и не было названия для того, кем я был. Полый язычник? Ведьмак? Сын леса? Убийца? Я был всем этим, но никогда не был героем.

И все же я нырнул в полуночные воды с морского утеса и вырвал Фэллон из тисков глубины. Я вытащил ее на берег, покачивая ее мокрые конечности в своих руках. Я делал все это без малейших колебаний. Моя грудь сжалась при воспоминании о том, как она дрейфовала среди волн, ее белые волосы развевались вокруг нее, когда она опускалась на дно океана. Воспоминания о ней. Воспоминания о Джонни. Я захлопнул глаза.

— Я все еще не могу поверить, что ты это сделал, — заявил Бэк. Он вошел через заднюю дверь моего домика с двумя открытыми бутылками пива в одной руке. Он передал мне одну. — Должно быть, было легко после того, что случилось с Джонни. Как ты держишься?

Джонни. Звук его имени сжал мои легкие.

Я закрыл глаза, ожидая, когда ужасное воспоминание пройдет.

— Я не хочу…

Я не хочу думать об этом, говорить об этом, слышать об этом…

Я сделал глоток пива и сосредоточился на том, как жидкость кружится вокруг моего языка. Затем я проглотил. Листья зашелестели, когда начался ветерок.

— Джон сказал, что вернется на работу через несколько дней, — Бэк сменил тему на Фэллон. — Кейн Прюитт — герой.

В его словах прозвучала вспышка гнева, но он замолчал, когда звуки ночи разлились между нами.

— Главное, что с ней все в порядке.

Он перевел взгляд на меня.

— Ты хочешь с ней увидеться?

Ночной ветерок затаил дыхание, ожидая моего ответа.

— Пока нет, — я сменил позу, завидуя устойчивости земли, — Я не знаю. Я не должен. Я не могу, — заключил я. — В любом случае, это только ухудшит ситуацию для нас обоих.

Бэк кивнул уголком глаза, когда мы стояли бок о бок, вглядываясь в лес.

— Может быть, тебе стоит быть честным с ней. О причинах, по которым вы двое не можете…

— И каковы же причины, Бэк? Потому что я заключил со всеми вами кровный договор? Из-за Ордена? Из-за проклятия? Потому что я должен быть верен всем в этом гребаном городе, кроме нее? Как я должен быть с ней, если мне этого не позволено? Чем глубже мы погружаемся, тем труднее это будет, и к чему это нас приведет? Это и так чертовски сложно. И что еще хуже, что, если я убью ее? Я едва оправился после смерти Джонни, но с ней? Нет, я бы пропал после этого.

Моя грудь затряслась, и я сделал более ровный вдох.

— В конце концов, если—

— Если кровоточит, то больно, — закончил за меня Бэк, напоминая мне, что мы люди.

— Знаешь, — продолжил я, качая головой, — однажды она спросила меня: — В чем смысл? А смысл в том, что его нет. Смысла нет, Бэк. Она уже часть меня, течёт внутри меня вместе с моей теневой кровью, и я ни черта не могу с этим поделать.

Но что, если я не убил ее? Что, если я смогу снять проклятие и поставить ее выше всех? Что, если я цеплялся за единственный свет в своей темной и несчастной жизни? Единственная реальная вещь, которая когда-либо случалась со мной? Я схватил пиво, закрыл глаза и поднял подбородок, прислушиваясь к шепоту деревьев, шепоту моего сердца.

— Я больше не могу. Я думаю, мне нужно ее увидеть.

Бэк усмехнулся.

— Ты никак не определишься.

— Да, я