– Невероятно, – сказал он. – Надо было давным-давно выехать на прогулку.

– Самое странное в езде по стене – то, как быстро она начинает казаться нормальной. Если просто смотреть вперед, можно поверить, что мы едем на повозке через обширное поле под паром.

– Да, но лежа на спине, и у повозки шесть ног.

– Пока три из них одновременно держатся за стену, беспокоиться не надо.

– А если останется две?

– Это все равно что ни одной. – Не убирая руку с рычага, Эдит кивком указала вперед. – А вот и Воротник.

Было странно глядеть на облачный вал с такого расстояния и под таким углом; отсюда он выглядел заурядным туманом, а не неизменной сутаной, в которую куталась Башня. Когда люди видели ее впервые, тот факт, что у нее не было зримой вершины, производил глубокое, пусть и противоречивое впечатление. Небесный Воротник как будто намекал, что Башня либо длится без конца, либо, наоборот, невзирая на все амбиции, утыкается в некий природный барьер, как комнатное растение, выросшее до потолка. Поскольку истина была неопределенной, каждый в меру собственного воображения решал, положить ли Башне конец или длить ее вечно. Обе эти позиции странным образом внушали наблюдателям чувство, словно они поспособствовали воздвижению монолита, и это наделяло их уверенностью, необходимой для приближения к Башне – и поглощения ею.

И Эдит, и Адам уже переросли такие любительские воззрения, хотя на самом деле ни один из них не был столь просвещенным, как им хотелось бы считать.

– Я и забыла, насколько тут все плоское. Возможно, придется немного порыскать туда-сюда, прежде чем найдем для тебя подходящую нишу.

– А если мы просто продолжим путь наверх?

– Хочешь пройти сквозь туман?

– Почему нет? Нет нужды скакать галопом. И если уж я должен остаться снаружи, хотелось бы иметь побольше пространства, чтобы размять ноги.

– Вершина? – повторила Эдит, и застывшая улыбка на ее лице растаяла, превратившись в опасливую гримасу.

– Ты там бывала?

– Нет, и я даже не знаю, насколько она далеко.

– Она не может быть слишком далеко. Очевидно, что Зодчий – или Сфинкс, или кто там наш хозяин на самом деле – соорудил себе особняк под самой крышей. Я имею в виду – можно провести следующие несколько часов, кружа, надеясь наткнуться на нишу и не попасться на глаза привратникам, или сразу направиться к ровной поверхности. Если только ты не из тех, кто думает, что Башня растет без конца.

– Не глупи, – сказала она и бросила на него испепеляющий взгляд.

– Тогда почему бы и нет? Мы уже зашли так далеко.

Стеноход враскачку приближался к облакам, похожим на вату, и вблизи становилось ясно, что по ним вполне можно перемещаться: туман клубился, раздавался, понемногу открывая поверхность. Да, сквозь него можно было пройти, пусть он и выглядел зловещим.

– Ладно… – согласилась Эдит и ногой нажала переключатель. В передней части машины зажглись два прожектора. – Мы отправляемся на самый верх.

Туман был теплым, как поднимающееся тесто. И хотя его плотность и наличие варьировались, они редко видели что-то еще, кроме поверхности стены перед собой. Песчаник в свете фар блестел, как граница прилива. Низкий гул, пронизывающий логово Сфинкса, доносился и сюда, пусть и звучал приглушенно.

Нет более странного уединения, чем дарованное облаками. Внутри них ощущаешь одновременно тесноту комнаты и простор небес. Пряча секреты, облака их обнажают, настраивают людей на доверительный лад. По этой причине бывалые воздухоплаватели держатся подальше друг от друга, когда корабль попадает в облако: не хотят делиться тайнами.

Через некоторое время, на протяжении которого они ехали во тьму и размышляли каждый о своем, Адам спросил:

– Вы тут с капитаном Ли… развлекались?

Эдит прищурилась, глядя в туман, и крепче сжала подрагивающий рычаг:

– Штурман, это совершенно не твое дело.

– Да, конечно. Прости. – Он помолчал, потом предложил: – Что, если мы обменяемся секретами? Я расскажу тебе о своих планах, а ты мне – о том, что у вас было с Ли.

– Вот так просто? Обменяться секретами, как блюдами за столом: белое мясо на красное, масло на джем и тому подобное? – Она, разумеется, не стала уточнять, что Адаму нечего предложить для обмена. «Секрет», который штурман с таким восторгом от нее скрывал, однозначно включал реки из золота и деревья из серебра. Или наоборот? Эдит слышала обе версии. Много раз. Существовала лишь одна причина, по которой кто-то когда-либо хотел подняться на вершину Башни.

Но ей было его жаль, потому что сейчас они спешили навстречу разочарованию, и она решила поделиться частью ответа, которого он не заслуживал.

– Скажу так: этот опыт заставил меня с подозрением относиться к доброте незнакомцев.

Скамья под ними дернулась, когда машина, цепляясь тремя лапами, занесла четвертую над трещиной. Они затаили дыхание, чувствуя, как движитель отдаляется от стены. Потом четвертая лапа снова отыскала опору, и их потянуло обратно к обширной груди Башни.

– Я тоже усвоил этот урок, – сказал Адам, ослабляя хватку на перилах. – Так хорошо усвоил, что всех, кого встречал, учил не доверять незнакомцам. И я был очень убедителен, пока не познакомился с капитаном. – Он покопался в воспоминаниях. – Вот беда. Я все еще ему обязан. Его недостатки не освобождают меня от долга. – Сжав губы, он пошевелил челюстью, как будто обсасывал фруктовую косточку. Эдит видела, как он пытается заставить себя сказать больше. – Трудно безоглядно верить тому, кто подсел на крошку. Я… – он подыскал самые дипломатичные слова, – очень обеспокоен.

Гул Башни, который секунду назад был едва слышен, сделался громче. Вскоре он заглушил дребезжание движителя под ними. Воздух, ранее теплый, сделался горячим. В ореоле зыбкого света их фар появилось кое-что новое: вертикальный бордюр. Эдит подвела машину чуть ближе, и они увидели железные планки огромного вентиляционного отверстия. Они могли только догадываться о его размере по потоку горячего воздуха и реву, который он издавал. Казалось, в шее Башни появились огромные жабры.

Они отправились дальше, и бордюр исчез. Рев превратился в рычание, а затем в ворчание. Эдит и Адам, оба бывалые воздухоплаватели, хранили стойкое бесстрастие, никоим образом не изумленные, как будто невозмутимость и превосходство над страхом могли защитить их от неизведанного.

Эдит вернулась к его последним словам, как будто разговор и не прерывался:

– Вполне разумно, что ты обеспокоен. Если сейчас ты не можешь верить в капитана, верь в меня. Я полна решимости помогать ему и поддерживать его, но, если станет ясно, что он не справляется с обязанностями, я вмешаюсь – в этом и будет заключаться моя помощь и поддержка. И это все, что мы оба скажем по этому вопросу.

– Слушаюсь, сэр. Спасибо, – сказал Адам, и впрямь чувствуя, как на время успокаивается.