Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ида, – сказала Гретхен, – возьми последнюю часть, а я попрошу Фредди прокрутить ее после текущего съемочного материала.
Они вместе спустились в холл, дошли до маленькой проекционной в конце коридора. Эванс незаметно ущипнул ее за руку.
– Гретхен, – сказал он, – прекрасная, неутомимая труженица.
Они сидели в темной проекционной, просматривая материал предыдущего съемочного дня, одну и ту же сцену, снятую с разных ракурсов, которая, как они все надеялись, гармонично войдет в фильм, который будет демонстрироваться на больших экранах в кинотеатрах по всей стране.
Глядя на экран, Гретхен думала о том, как проявляется причудливый, своеобразный талант Эванса на каждом дециметре снятой пленки. Она мысленно отмечала, где ей предстоит сделать первый монтажный кадр в отснятом материале. Ричард Хейзен был пьян и явно надрался вчера еще до полудня – это было прекрасно видно в кадрах. Если так будет продолжаться, то через пару лет никто ему не даст работу.
– Ну, что скажешь? – спросил Эванс, когда включили свет.
– Лучше снимать Хейзена по утрам, пока он еще не надрался, – сказала она.
– Видно, да? – спросил Эванс.
Он сидел, глубоко съехав вниз на стуле, положив ноги на спинку другого, стоявшего перед ним.
– А как ты думаешь? – спросила Гретхен.
– Ладно, придется поговорить с его агентом.
– Лучше поговори с его барменом, – посоветовала Гретхен.
– Выпивка, – вздохнул Эванс. – Проклятье Кинселлы, я имею в виду, когда пьют другие.
Проекционная вновь погрузилась в темноту, и они стали смотреть тот кусок, над которым Гретхен работала целый день. Сейчас, на большом экране, он казался ей гораздо хуже, чем тогда, в аппаратной. Но когда его прокрутили и снова включили свет, Эванс сказал:
– Отлично! Мне нравится.
Гретхен знала Эванса вот уже два года, она сделала с ним картину до этой и пришла к выводу, что режиссер ее слишком нетребователен к себе, ему всегда нравится то, что он делает. Где-то в подсознании, подспудно, он решил, что высокомерие только способствует лучшему выражению его «эго» и что для психического здоровья надо держаться независимо и не допускать, чтобы его критиковали, это чревато опасностью.
– Я не совсем уверена, – возразила Гретхен. – Мне хотелось бы еще повозиться с этим куском…
– Напрасная трата времени, – отозвался Эванс. – Я же говорю тебе – все хорошо!
Как и большинство режиссеров, он проявлял свое нетерпение в монтажной и всегда небрежно относился к деталям.
– Не знаю, – неуверенно сказала Гретхен. – По-моему, сильно растянуто.
– Именно это мне и нужно, – объяснил ей Эванс. – Я хочу, чтобы здесь все было именно растянуто. – Он возражал ей, как упрямый ребенок.
– Посмотри сам! Все эти люди входят в двери, выходят, – настаивала на своем Гретхен, – эти зловещие тени мелькают, мелькают, но в результате так ничего зловещего и не происходит…
– Не нужно делать из меня Колина Берка, – вспылил Эванс. Он вскочил на ноги. – Меня зовут Эванс Кинселла, напоминаю, если ты забыла, и оно, мое имя, таким останется впредь – Эванс Кинселла. Прошу тебя, всегда помни об этом.
– Прекрати ребячиться, – резко ответила Гретхен. Иногда две роли, которые она исполняла для Эванса-любовника и Эванса-режиссера, переплетались.
– Где мой плащ? Где я оставил этот проклятый плащ? – громко закричал он.
– Ты его оставил в монтажной.
Они возвращались в монтажную вместе. Эванс не помог ей нести коробки с только что просмотренным материалом, который она получила в киноаппаратной. Он раздраженно натягивал плащ. Ида готовила монтажный лист для фильма, который они снимали днем. Эванс подошел к двери, но вдруг остановился, вернулся к Гретхен.
– Я хотел пригласить тебя вместе пообедать, а потом – в кино, – сказал он. – Ну, как? – Он кротко ей улыбнулся. Мысль о том, что он кому-то может не понравиться даже на одно мгновение, была для него просто невыносима.
– Извини, не могу, – ответила Гретхен. – За мной должен заехать брат. На уик-энд я собираюсь к нему в Уитби.
Эванс сразу опечалился, ушел в себя. Его настроение менялось каждую секунду.
– На этот уик-энд, выходит, я свободен как птица. А я-то думал, что мы сможем…– Он посмотрел на Иду, давая понять, что она ему мешает, что она здесь лишняя. Но та, не обращая на него никакого внимания, продолжала увлеченно работать над монтажными листами.
– Я вернусь в воскресенье, как раз к ужину, – сказала Гретхен.
– О’кей. Посмотрю, что у меня выйдет. Передай привет своему брату. Поздравь его от моего имени.
– С чем это?
– Разве ты не видела его фотографию в журнале «Лук»? Он теперь знаменитость, его знает вся Америка. По меньшей мере, на одну неделю.
– Ах, это, – вспомнила Гретхен.
Журнал поместил статью под заголовком «Десять молодых, не достигших сорока, политиков, подающих большие надежды» и две фотографии Рудольфа, одна с Джин в гостиной их дома, а на второй он сидит за своим письменным столом в городской мэрии. В статье подробно рассказывалось о привлекательном молодом мэре с красивой, молодой и богатой женой, который стремительно идет вверх в республиканских кругах. Умеренный либерал, энергичный администратор, он не был еще одним оторванным от жизни политиком-теоретиком и никогда в своей жизни зря не получал жалованье. Реформировал городскую управу, способствовал развитию жилищного строительства, прижал промышленные предприятия, загрязняющие окружающую среду, посадил за решетку бывшего шефа полиции и трех полицейских за взятки, поднял вопрос о выпуске облигаций для создания новых школ, стал влиятельным попечителем университета Уитби, ввел в нем совместное обучение. Дальновидный реформатор, он провел успешный эксперимент с закрытием центра города для движения транспорта по воскресеньям и вечерами в будни, чтобы жители могли, не нервничая, спокойно прогуливаться по проезжей части улиц, делая покупки в центральных магазинах, превратил газету «Сентинел», владельцем которой стал, в пропагандистский центр, где регулярно публикуют острые, разоблачительные статьи о проблемах как местного, так и общенационального значения, и его газета не раз получала награды как лучший орган среди печатных изданий в городах с населением менее пятидесяти тысяч; произнес зажигательную речь на съезде мэров Америки в Атлантик-Сити, заслужившую восторженные аплодисменты; был принят в Белом доме вместе с группой лучших мэров страны.
– Когда читаешь эту статью, – сказала Гретхен, – складывается впечатление, что он сделал в Уитби все, что только возможно, кроме разве воскрешения мертвых. По-видимому, ее писала журналистка, безумно влюбленная в него. А мой братец умеет очаровывать, этого у него не отнимешь.
Эванс засмеялся:
– Как вижу, ты не позволяешь родственным узам влиять на твое беспристрастное мнение о родных и близких.