— Это почему?

— А потому, что Гордей, если ты вдруг подзабыл, нанес тяжкие физические увечья твоей возлюбленной. Так, на минуточку. А вполне мог и вовсе лишить жизни. И до кучи оставить ребенка сиротой… Разве в данном конкретном случае тебя не переполняет чувство справедливой мести?

— Не знаю, Димка. Не знаю…

— Та-ак. Всё, хорош! — Петрухин решительно поднялся. — Сейчас мы закажем еще один пузырек, а лучше — сразу два и наконец-то по-человечески поедим и выпьем. И перестанем забивать себе головы всякой хренью. Ибо с таким, как у тебя сейчас, настроем мы, брат, далеко не уедем.

— Кабы ты знал, Дима, как мне порою нестерпимо хочется, — пробормотал Купцов.

— Чего хочется?

— Именно что — УЕХАТЬ. От всего этого… И… Именно что — ДАЛЕКО…

Санкт-Петербург, 4 октября, вт.

Помещение в пятнадцать «квадратов» с небольшим холлом, душевой кабиной, ковровым напольным покрытием и гигантской плазмой на стене менее всего походило на больничную палату. Скорее — на одноместный полулюксовый номер в трехзвездном отеле.

— А чего? Вполне себе хоромы, — осмотревшись, вынес авторитетное суждение Петрухин. — Я бы в таких недельку-другую позависал. А ежели еще и медсестрички соответствующие…

— Я бы с вами с удовольствием поменялась, — усмехнулась Яна. — Вот только предупреждаю: здесь работают преимущественно медбратья.

— Да?.. Хм… Нет, такой хок-гей нам не нужен.

— Это Брюнет распорядился? В отдельную перевести? — уточнил Леонид, водружая на гостевой столик букет роскошных роз.

— А кто ж еще? Не с моих доходов подобные, как выразился Дмитрий Борисович, «хоромы» оплачивать. Да вы не мельтешите, господа инспектора, присаживайтесь. И давайте рассказывайте.

— Что именно?

— Всё. И желательно — по порядку. Мне с утра Алла звонила, но я из ее сумбура толком ничего не поняла. За что уволили Комарова? Что там за история с его пистолетом?

— О! То история, леденящая кровь, — улыбнулся Петрухин, по-свойски падая в гостевое кресло.

— Ну? Долго вы еще будете меня интриговать? Между прочим, в моем состоянии очень вредно нервничать.

— А капризничать? Полезно?.. Ладно, Лёньк, начинай ты. А я по ходу пьесы встряну.

— Это единственное, что у тебя хорошо получается. Именно что «встревать», — резюмировал Купцов, беря стул и подсаживаясь к кровати гипсозафиксированной возлюбленной. — В общем, так… У нашего Иван Иваныча, как ты помнишь, была такая барсеточка, с которой он никогда не расставался и в которой он носил ПМ, подаренный ему при выходе на пенсион. Уж за какие такие заслуги подаренный — то история умалчивает.

— Наверное, за счастливое избавление Главка от его всем давно осточертевшей персоны? — предположил Дмитрий.

— Может, и так. В Озерках, аккурат по соседству с домом Комарова, располагается шалман. Его наш Иван Иваныч, оказывается, ритуально и регулярно посещал, отмечая завершение очередного напряженного трудового дня.

— Ключевое слово «оказывается»? — язвительно заметила Яна Викторовна. — Похоже, тут налицо явный прокол господ инспекторов.

— А мы сбором компромата на вышестоящих товарищей не занимаемся, — с ходу парировал Петрухин. — Вернее будет сказать, «не занимались». Но теперь, пожалуй, придется сделать соответствующие оргвыводы.

— В минувшую среду, в ходе одного из таких «посещений», к столику Комарова подсел неизвестный, представившийся ветераном спецподразделения МВД, — продолжил свой рассказ Купцов. — За короткое время он буквально покорил сердце нашего Иван Комарыча: сначала тем, что заказал в музыкальном автомате песню про «офицеров и прицелы», причем прослушал ее стоя и со слезой, а затем выкатил халявное угощение. В честь своего возвращения из «горячей точки».

— Господи! Как это все дешево и банально, — поморщилась Асеева.

— Тем не менее продолжает безотказно работать. Короче, в какой-то момент пьющий/закусывающий Комаров вырубился. А очнувшись, обнаружил, что «ветеран спецподразделения» исчез, причем…

— Вместе с его борсеткой?

— Именно так.

— Кретин! Это я про Комарова, разумеется.

— Спасибо, мы догадались, — саркастически подтвердил Петрухин.

— Обнаружив пропажу табельного оружия, наш старый дурак отчаянно запаниковал и, прекрасно понимая, что, дойди эта информация до Брюнета, он тут же вылетит со своего хлебного места к чертовой бабушке, предпочел сей факт банально умолчать. Понадеявшись на «авось» пронесет. Тем более что патронов в обойме не было — буквально неделю назад он, по пьяной лавочке, расстрелял все на даче, охотясь на ворон.

— Кретин в квадрате, — вздохнув, резюмировала Яна. — Только я не поняла: каким образом пропажа Комаровского пистолета связана с тарасовской компанией и событиями последних дней?

— Не с «тарасовской компанией», а с господином Бажановым, — внес поправку Дмитрий.

— А разве это не одно и то же?

— С некоторых пор — нет. А вышло так: после того как Бажанов не без вашего, Яна Викторовна, деятельного участия потерпел фиаско в суде и проср… пардон!.. профукал «Интеграл», недовольный таким исходом дела Тарас стал потихонечку задвигать Пашу Тимофеевича на вторые роли. И тогда тот начал подумывать о том, чтобы сменить хозяина. В итоге остановив свой выбор на господине Файзуллине.

— А «ху из» Файзуллин?

— Еще один местный авторитет, прямой конкурент Тараса. В первую очередь в бизнесе, связанном с поставками в регион импортных продуктов питания. На этом поле Тарас и Файзуллин давно грызутся за фирму «Эдельвейс», и горе-особист в качестве жеста доброй воли слил потенциальному новому хозяину пакет эксклюзивных юридических документов.

— Однако Файзуллину этого оказалось мало, — перехватил эстафетную палочку рассказа Леонид. — Будучи в курсе за непростые отношения между Тарасом и Брюнетом, он попросил подбросить дровишек в затухающий костер конфликта. Дабы, пока промеж нас продолжаются разборки, наловить побольше рыбки в мутной воде.

— И этими самыми «дровишками» оказалась граната, влетевшая в окошко праздничного теплоходика? — догадалась Асеева.

— Точно так. Эту операцию, по наущению Бажанова, провернул Кирилл Гордеев. Правда, он-то сам считал, что организует сие в интересах своего, а не чужого босса.

— Равно как, совершая наезд на вас, Яна Викторовна, он верил, что таким образом восстанавливает пошатнувшееся реноме Олега Петровича.

Здесь юрисконсультша «Магистрали» болезненно нахмурилась, в мозгу ее неприятно промелькнули картинки воспоминаний, связанных с уличным кошмаром постпраздничного вечера.

— Что? Нехорошо? — тревожно встрепенулся Купцов.

— Нет-нет. Всё нормально… Допустим, так оно всё и было. Но я никак не могу понять суть бажановской интриги?