— Э-э, брат. Как-то слишком много набирается этих самых совпадений, — задумался Голубков. — Значит, так, Борисыч! Я должен знать, что связывает этих двоих — Бажанова и Файзуллина! Расценивайте как задание и приказ.

— Слушаем и повинуемся, наш господин, — показно вздохнул Дмитрий. — Впрочем, по большому счету, это единственное, что осталось выяснить в сей неводевильной истории.

— Не единственное! — сердито не согласился Брюнет.

— А что еще?

— Выяснить. А после — наказать!

— Да что ж ты такой кровожадный-то? Мало тебе Гордеева? В конце концов, и граната, и Яна — его работа?

— ДА! МНЕ — МАЛО! — рявкнул Виктор Альбертович. — Эта мерзота испортила мне праздник и выставила меня идиотом перед очень серьезными людьми! Словом, мне нужен Бажанов! А то получается, как в том анекдоте: попал Дантес, а памятник почему-то Пушкину.

Натужно запиликал-завибрировал брюнетовский «Верту».

Голубков скосил глаза на экран, увидел, что номер звонившего закрыт, и раздраженно отозвался на входящее:

— Кто это?.. Вы сначала представьтесь, а потом уже… Что?.. Допустим… — В голосе Брюнета прорезался интерес. — Допустим, интересует. Что дальше?.. Еще раз — где?.. Так… — Виктор Альбертович подтянул к себе петрухинский листок и стал размашисто записывать что-то на оборотной стороне. — Есть. Зафиксировал… Но, быть может, вы все-таки назоветесь?.. А, ч-черт, скинул звонок!

— Что это было? — заинтригованно спросил Дмитрий.

— Звонил какой-то доброжелатель. С закрытого номера. Сказал, что у него есть информация. Которая, как ему показалось, может персонально для меня представлять интерес.

— И что за информация?

— Сказал, что сегодня, в 23:30 на ж/д платформе «Сергиевка» будет находиться человек, совершивший наезд на нашего юрисконсульта.

— Оппаньки! — изумленно клацнул челюстями Петрухин. — А чудеса-то становятся все чудесатее!.. Стоп! Не понял? А почему в «тридцать», а не в «пятнадцать»?..

Это было непросто. Совсем непросто.

А все потому, что Гена Шалимов оказался — мало того что опером с большой буквы «О», так еще и «опером с принципами».

Без наличия второго пункта проблема спокойно решилась бы достойным денежным воспоможением. А так — пришлось в полный рост задействовать близкие к НЛП[31]шарлатанские приемчики. Грубо говоря, давить на совесть, вызывать жалость, густо кадить елеем и попеременно жать на педали — то справедливости, якобы непременно должной восторжествовать («ага, щас! разбежалась!»), то здорового авантюризма.

И в конечном итоге Шалимов сломался. Сломался на присущей характеру всякого настоящего профессионала Страсти. Той самой, что не подразумевает способ видения «как», а, когда того требует ситуация, не раздумывая, хватать ноги в руки и бросаться покорять полюс холода вслед за Амундсеном и капитаном Татариновым.

* * *

В половине девятого горстка искателей приключений на известную часть тела отправилась в дорогу. Отправилась на «фердинанде» решальщиков и без мало-мальски разумного плана в разумных в общем-то головах. (Гордей в данном случае составлял исключение — вроде как подтверждающее правило.) Отсутствие плана объяснялось тем, что для разработки такового исходных данных все едино не хватало, а потому им, планом, даже не стали заморачиваться. Положившись на посконное: «Удалой долго не думает». Тем более что годами накопленный служебный опыт все равно учил лишь тому, что ни один план сражения, как правило, не доживает даже до первой атаки.

За руль микроавтобуса сел Купцов. Сейчас ему предстояло доставить Гордеева и Гешу на Балтийский вокзал, а уже оттуда, на пару с Петрухиным, оперативно домчаться до Сергиевки по кольцевой автодороге. Конечно, распылять силы и средства и без того миниатюрного отряда не шибко хотелось. Но Димка резонно заметил, что, коли уж Гордею настоятельно рекомендовано добираться до места именно электричкой, и именно с Балтийского вокзала, нельзя исключать, что посадку в пригородный поезд могут контролировать со стороны. Так что невольно пришлось соблюдать навязанные извне условия игры. Э-эх, еще бы знать: кто конкретно, а главное — каким численным составом, против них играет?

По пути следования к вокзалу Кириллу в очередной раз зачитали его не права, но обязанности. Как то:

— сразу после высадки и вплоть до прибытия на место держаться от Шалимова на расстоянии, не превышающем десяти метров;

— в контакты с незнакомцами не вступать, а в случае появления на горизонте знакомцев — немедля сигнализировать о том путем невинного приглаживания шевелюры обязательно левой клешней;

— и, наконец, самое важное — попыток «соскока» не предпринимать. В противном случае облеченный соответствующими государевыми полномочиями в виде «ксивы», спецсредств и служебного ПМ товарищ Шалимов незамедлительно и безо всякого предупреждения пустит в ход — и второе, и третье…

Так за методическими наставлениями-разговорами они добрались до первого перевалочного пункта. Где, выгрузив «полицейского и вора» на привокзальной площади, микроавтобус рванул в направлении Митрофаньевского шоссе. Имея в запасе невеликую фору перед железнодорожным, а следовательно, идущим без пробок и светофоров транспортом.

* * *

— Блин, Витя! Ну сколько можно за это жевать?.. А я тебе еще раз говорю: не с твоим носом мышей ловить!.. Да не глумлюсь я!.. Все, закрыли тему!.. Естественно, будем. И на связи, и держать в курсе… Да… Пока.

Петрухин скинул звонок и матюгнулся.

— Что, снова в ночной дозор напрашивался? — догадался Купцов.

— Ага. Свербит у него, понимаешь, в одном месте. Типа, спит и видит: как бы еще разок сменить костюм босса от хуги босса на «песчанку» командира спецназа.

— Тогда уж, скорее, на спинджачок. Цвета малинового звона на заре.

— Да тут не в фасоне и не в расцветке дело, — досадливо поморщился Дмитрий. — Я ему русским языком с самого начала объяснил, что с его портретом, известным всему прогрессивному человечеству — начиная от постояльцев «Крестов» и заканчивая читателями книги «Бандитский Петербург», отныне можно появляться исключительно на светских раутах и по телевизору. И уж всяко не в местах, планируемых для проведения оперативно-розыскных мероприятий.

— А он?

— А он встал в третью балетную, она же — баранья, позицию и заявил, что вызов был брошен персонально ему. Дескать, если он не подскочит в Сергиевку, то серьезные люди получат основания говорить о том, что Витька Брюнет приссал и, чтобы тянуть мазу за себя любимого, «шестерок» отправляет.

— Стесняюсь уточнить: а «шестерки» в данном контексте — это?..

— Не стесняйся. Это именно то, о чем ты подумал… Ладно, кажись, я его сейчас все-таки дожал/убедил. Хотя… с этим рейнджером в законе все равно заранее ничего нельзя просчитать.