После этого Джордж тяжело запил, жена ушла от него, и в конце концов семья отправила его в психиатрическую клинику на принудительное лечение. Тут-то и появился доктор Мичам, который пришел к выводу, что у Джорджа наблюдаются симптомы шизофрении, и отметил, что пациент никак не реагирует на электрошоковую терапию и медикаментозное лечение. Доктор Мичам давно умер, но Джордж был жив до сих пор. Полдня непрерывных поисков в интернете выявили, что в данный момент он пребывает в «заведении по уходу за престарелыми» в Эссексе и ему девяносто два года.

«По коням, Эд. Мы с тобой отправляемся в путь».

Я мысленно готовился увидеть затрапезную дыру со скудным финансированием, но в действительности оказалось, что резиденция Джорджа представляет собой вполне приличное и уютное с виду одноэтажное здание с мягкой зеленой лужайкой, вытянувшейся перед ним полумесяцем.

Я позвонил заранее, представившись дальним родственником Джорджа, и на ресепшне меня встретил опытный и знающий свое дело санитар с нигерийским акцентом. Он провел меня в зону отдыха, отделанную обоями с цветочным узором. Окна ее выходили на симпатичный садик во внутреннем дворе. На подушке спал белый кот, вдалеке слышался приглушенный звук работающего телевизора. В воздухе витал легкий запах воскресного обеда и аромат дорогого освежителя воздуха.

Санитар показал на сгорбленного хоббита, который сидел в кресле-каталке у окна; в косом луче света, падавшем на его лысую макушку, медленно плавали пылинки.

– Это он. Джордж. Перед уходом загляните на ресепшн: мы должны отметить у себя, что вы ушли.

– Благодарю вас.

Я приблизился к хоббиту. Его руки с опухшими от артрита суставами лежали, скрюченные, у него на коленях. Открытые глаза смотрели прямо перед собой.

– Здравствуйте, Джордж. Меня зовут Саймон.

Взгляд его равнодушно скользнул по мне, потом вернулся обратно. Губы зашевелились, но не проронили ни звука.

Ко мне, шаркая ногами, подошла такая же крошечная, как и он, женщина; волос у нее было еще меньше, чем у Эда, но глаза блестели.

– Он не разговаривает, дорогой. С прошлого года. У него был инсульт, после этого он стал странным. Вы его родственник?

Я мобилизовал жалкие остатки образа Обаятельного Сая.

– Нет. Я просто хотел задать ему несколько вопросов. Относительно… относительно его опыта во время войны.

– Вы историк, да? Я тоже могла бы рассказать вам кое-какие истории про войну.

Черт!

– Нет. Я студент-медик. Хм… психиатр. Я интересовался… проблемами Джорджа.

– Вы имеете в виду его брата?

– Вы что-то знаете об этом?

– О да, дорогой мой. До инсульта он постоянно говорил о нем. Он был очень открытый человек. Говорил, что брат преследовал его долгие годы, словно дурной запах. Я тоже видела своего Кена после смерти. Он сидел в своем кресле, я видела его очень четко. Кен приходил ко мне несколько месяцев.

«У этого явления даже есть специальное название – „эффект вдовы“», – подумал я, но вслух ничего не сказал.

– А Джордж никогда не упоминал, чего брат хотел от него?

– Нет, дорогой. Племянница, которая приезжала навещать его, говорила, что после смерти жены душа этого бедного старика то покидает тело, то снова возвращается в него, но он не сумасшедший. Просто видел разные вещи, каких не видели другие. И это разрушило его жизнь. Он не мог путешествовать, не мог работать.

– И это никогда не покидало его?

– Насколько я понимаю, это и сейчас может находиться где-то рядом, дорогой мой.

Взгляд Джорджа переместился к левому углу зоны отдыха. Кот вскочил и пулей вылетел из комнаты. Я даже не удосужился туда посмотреть: я точно знал, что там увижу.

Через полчаса я уже сидел в пабе, а передо мной стояла пинта «Гиннесса» и стакан виски. «Это мог быть и я. Я могу стать Джорджем». К такому ли будущему мне следовало готовиться? Сидеть в доме престарелых и не знать, чего от меня хочет Эд? Он может оставаться со мной вечно. Если бы Джульет вернулась с горы домой, не исключено, что и она сейчас находилась бы в подобном заведении, преследуемая тем дьяволом с обмороженными пальцами. Кто он, тот третий, всегда идущий рядом с тобой?

Что-то спасло меня тогда в пещерах. Что-то потом пыталось убить меня – или спасти? – в горах.

– Так спаситель или разрушитель? Кто он такой? – Я произнес это вслух, и бармен бросил на меня подозрительный взгляд.

Возможно, Эд ждет удобного момента, чтобы нанести удар. Или просто следит за мной, оберегая меня. Всегда.

Или ни то, ни другое.

Я не знал, какой из двух вариантов хуже.

Есть кое-что, о чем я не упомянул. Мне трудно об этом говорить или писать, потому что я трус и – чего уж тут кривить душой – дерьмо, с какой стороны ни посмотри. Но после моего возвращения с Эвереста отец Марка пытался связаться со мной, причем неоднократно. Тогда я слишком погрузился в собственное эгоистичное несчастье, чтобы пообщаться с ним, а на все звонки отвечал Тьерри. Отец Марка наверняка читал статьи, полоскавшие мое имя, – давайте все-таки не забывать, что Марк погиб, находясь в компании того самого Саймона Ньюмена, Эксплуататора Мертвых, – и, несомненно, винил меня в том, что я недостаточно старался спасти его сына. Через несколько недель он сдался, но я еще долго ждал, что он появится у нас в квартире, а чуть позже – и в офисе.

Этого не произошло.

Но теперь, когда меня терзало почти постоянное присутствие Эда и зрелище адской жизни Джорджа, мне было необходимо увидеться с ним. Я не пытался искупить вину – я не верил, что Эд стал для меня олицетворением кармического наказания и тут же оставит меня в покое, как только я исправлю положение. Нет. Я хотел узнать со всей определенностью, не страдала ли Джульет психическими расстройствами. К тому же существовала вероятность, пусть и ничтожная, что это Грэхем вырвал последние странички из ее дневника, когда тот вернули ему. Это было рискованное предположение. Она могла вырвать эти листки, чтобы высморкаться в них, а не писать. В свое оправдание скажу, что я был убежден: наши с ней переживания как-то связаны, хотя и очень тонко. Ответ на вопрос «Спаситель или разрушитель?» находился как раз на том клочке бумаги: «Я собираюсь заглянуть под маску».

Адрес и номер телефона Грэхема Майклса я нашел за считанные секунды. А потом у меня ушло два дня на то, чтобы побороть себя и позвонить ему. Я напоминал нервничающего подростка, который никак не может собраться с духом, чтобы пригласить девушку на свидание; раз тридцать я набирал номер, но затем вешал трубку. В итоге я решился на это после того, как Эд нанес мне внезапный визит, когда я закупал годовой запас готовой пищи в «Уайтроуз»[90]. Я медленно зашел в пустой угол за витриной цветов и набрал номер. После трех гудков безукоризненный аристократический голос произнес в трубку: