Форжо поклонился, не отрывая от меня взгляда, жадного, изучающего и полного странного, наигранного восхищения.

– И талантливого историка, да, этого не отнять, – добавил Кондор с плохо прикрытой иронией. – И большого любителя разнообразия. Леди Лидделл, Андре, связывают со мной исключительно деловые отношения. Я ее опекун.

– В смы… – Глаза Форжо, невероятной красоты оттенка, стали огромными от искреннего удивления, а потом он прищурился, догадавшись, и улыбнулся тонко и понимающе. – Ох, неужели…

– Я надеюсь, – сказал Кондор вкрадчиво. – Ты понимаешь, что твоя догадка не должна выйти за пределы твоей головы?

Я бросила на Кондора удивленный взгляд.

То есть, надо было устроить целое представление в кабинете, чтобы потом так просто разболтать все первому встречному? Да еще и тому, кого только что при мне назвали сплетником, а он не стал это отрицать?!

Форжо задрал подбородок и фыркнул:

– Еще бы мне не понимать, – сказал он очень серьезно. Так серьезно, что это было неожиданно для меня. – Мое горло находится слишком близко от рук Феликса, а он, сам знаешь, не церемонится, если кто-то лезет в игру его брата и сбивает фигуры с шахматной доски. Значит, леди Лидделл у нас в гостях. – Он снова посмотрел на меня. – Я очарован, зеленоглазая фея.

И Андре Форжо протянул мне ладонь, обтянутую светлой перчаткой.

Я пожала его руку, двигаясь осторожно, как почуявшее опасность животное, и Андре рассмеялся:

– У вас твердая рука, леди Лидделл, – сказал он. – Твердая рука и колючий взгляд. Буду рад снова встретить вас во дворце. А сейчас, увы, у меня дела. – Он улыбнулся и, кивнув Кондору, добавил: – Творческий процесс. Муза, она такая, любит приходить к поэтам в моменты утончённого одиночества.

Кондор криво улыбнулся в ответ.

Когда Форжо исчез, я вопросительно посмотрела на волшебника.

– Ничего не хочешь мне объяснить?

Кондор дернул уголком рта, словно пытался не то оскалиться в ответ, не то улыбнуться, но сдержал себя.

– Андре очень близок с Феликсом, – ответил он. – Он узнал бы, кто ты такая, одним из первых, потому что Феликс обязательно втянет его в игру, хочет сам Форжо этого или нет. На мой взгляд, если уж так случилось, что мы столкнулись с ним, то лучше открыться ему, чем соврать. Мало ли, как он потом решит напомнить об этом вранье.

– Феликс – это брат Дара, – сказала я, вспомнив «Книгу лордов» и утренний разговор. – То есть… его высочества Антуана, – поправилась я под ироничным взглядом чародея.

– Постарайся больше так не оговариваться, милая, – посоветовал Кондор. – Особенно на людях.

***

Блэкторн действительно знал тайные тропы внутри дворца. Даже не так: он знал сам дворец, знал ритмы, по которому жили его обитатели, знал обычаи и законы этой жизни. И стоял над всем этим.

– Жизнь при дворе – не праздник и не развлечение, леди Лидделл, – сказал он мне, пока мы шли по просторному залу. – Скорее, это похоже на ежедневный спектакль, где у каждого есть своя маска и своя роль. И у вас. И у его высочества. И у меня. И у Птицы, как бы ему ни хотелось думать иначе.

Кондор закатил глаза, но промолчал.

Бальный зал был пуст и безлюден, потому что по правилам его открывали лишь во время праздников, чтобы впустить сюда толпу нарядно одетых придворных, музыкантов, акробатов и много кого еще. А потом закрыть до следующего бала.

Но у господина Блэкторна были ключи – все ключи от всех комнат замка – и право проводить в них того, кто должен там оказаться. К примеру, почетную гостью в сопровождении друга королевской семьи, ворчливого, недовольного волшебника, который смотрелся здесь чужаком.

Точно так же, как я.

И как сам Блэкторн.

– И спектакль, конечно, костюмированный, – сказала я.

– Несомненно, леди Лидделл. К слову, у меня в кабинете сейчас лежит ваша одежда. – Блэкторн улыбнулся. – Ее прислали из лавки, где вы ее оставили, на ваше новое имя, что вызвало некоторую путаницу среди слуг. Потому что им это имя еще не знакомо.

Я моргнула.

– Я… я не знаю, как так вышло, – сказала я, краснея. – Я заберу ее.

– Господин Блэкторн хочет сказать, Мари, – подсказал Кондор, который шел с другой стороны от меня, все еще разрешая мне держаться за его локоть. – Что вся корреспонденция, все посылки и все визиты, которые совершаются обитателями дворца, не остаются для него тайной. Ведь так, Уильям?

Блэкторн улыбался хитро и довольно, чуть касаясь пальцами бороды.

– Не переоценивай работу моих ребят, дорогой волшебник, – ответил он. – Мы видим не все. Но многое, да. И к углам, в которых подозрительно тихо, мы рано или поздно присматриваемся тщательнее.

– Если двор – это театр, – сказал Кондор. – То господин Блэкторн и его ребята – команда тех, кто следит за порядком на сцене и вокруг нее. Сложная и неблагодарная работа, – добавил он. – Но, несомненно, важная.

– Нет, просто для некоторых она не подходит, – я расслышала в голосе Блэкторна иронию. – Для слишком честных и умных мальчишек из хороших семей, например.

Кондор промолчал, только поправил мою руку, словно ему стало вдруг неудобно.

Мы прошли через несколько залов, в обычное время закрытых, посмотрели на висячий сад со второго яруса – удобное место, чтобы слушать и наблюдать. Я увидела еще одну коллекцию картин, целую комнату, заполненную исключительно морскими пейзажами. Окна ее выходили на реку, синюю, широкую, огромную реку, на дальнем берегу которой продолжался город.

– Здесь течение Ренре такое быстрое, – сказал Кондор, пока мы стояли у окна, и я смотрела на реку, на лед у самого берега, и на дым, поднимающийся над домами на том берегу, – что он редко замерзает зимой. Ренре – он, Мари, – сказал волшебник, поймав мой удивленный взгляд. – Речной патриарх и отец всех рек этой части страны. Тут тоже постарайся не путать.

– Иначе духи вод обидятся на меня? – спросила я, кажется, слишком легкомысленно.

Мои спутники рассмеялись в ответ.

– Леди Лидделл неплохо соображает, – сказал Блэкторн. – Куда лучше предыдущей.

– Ну, – Кондор привычным движением убрал волосы со лба. – Этого у нее не отнять.

Через несколько залов, через восемь лестничных пролетов и почти пару сотен ступеней, ведущих вверх, я оказалась на вершине одной из двух башен дворца. Здесь было прохладно, панорамные окна выходили на все стороны, а в середине стоял огромный глобус с контурами материков. Только вместо пунктира граница обеих Америк, точнее – Латиерра Нуова – обозначалась четкой неразрывной линией, а на самих материках были точки, отмечающие города. И никаких тебе чудовищ.

– Это старый глобус, леди Лидделл, – сказал Блэкторн. – Его сделали еще до того, как мы потеряли Латиерра Нуова. О, вы не знаете об этой печальной главе нашей истории! – понял он по моему лицу, и я заметила, как в холодных глазах появилось что-то вроде сочувствия. – Господин дель Эйве расскажет вам. Он, можно сказать, почти очевидец.