— Она великолепно исцеляет резаные и колотые раны. Посмотрите! — Доктор указал на ладонь орка. Рана от стекла исчезала буквально на глазах. Через пару секунд от пореза не осталось и царапины.

— А зеленуху этой мочой можно вылечить? — поинтересовался Жора.

— Можно, но это дорого и неэффективно. И теперь ее уже все равно нет… Так вы будете возмещать убытки или звать стражу?

— Будем, будем.

Жорик вытащил из-за пазухи увесистый мешок золота и долго отсчитывал мелкие монетки. После данной операции мешок стал очень худым. Васян недовольно покосился на Зяббу. Дитер буркнул:

— Так и на девок не останется!

— Ничего, я вам на лекарства скидки сделаю.

— Какие лекарства? — спросил я.

— Микстуры, которыми будете клизмы заполнять.

Судя по щедрым скидкам, которые сделал нам лекарь, я полагаю, что с ценой на мочу слонопотамуса он нас все-таки надул. Ладно, лишь бы Стольник быстрее поправился.

* * *

Время шло, а никаких заметных улучшений не наблюдалось. Более того — наблюдались заметные ухудшения.

Первую неделю наш дамский угодник валялся в постели, температурил и потел. Зелень не спадала.

Ухаживать за больным приходилось мне. Больше просто было некому. Ариэль не хотела ни видеть Васяна, ни слышать о нем. Ника сразу сказала, что она не сиделка, а воин, и ушла во двор стрелять из арбалета.

Жора тоже был занят. Чтобы Зябба со скуки не начал тут все крушить, Пухлому приходилось каждый день водить орка по кабакам. И ни разу не обошлось без драки. У Жорика уже заканчивались деньги расплачиваться за Зяббины выкидоны.

А Дитер не вылезал из борделя. История Василия не стала ему уроком. Впрочем, с гномьим иммунитетом бояться нечего, вот Дитер и отрывался по полной программе.

Даже сердобольные монахини отказались ухаживать за Стольником. В монастыре был строгий указ — больных зеленухой гнать взашей, чтобы знали развратники, как по продажным девкам бегать. Васяна только по блату на улицу не выставили…

Доктор приходил два раза в день, цокал, щупал пациенту лоб и ставил клизмы. Во время процедуры он всегда рассказывал какую-нибудь городскую сплетню. Потом получал два седрика и уходил, обещая, что скоро изгонит болезнь.

Сплетни лекаря я пропускал мимо ушей, но на четвертый день он рассказал новость, от которой мне стало не по себе.

Оказывается, пока мы тут лечимся, отец Гафтон вкупе с Элеондилом подбивают местную знать заключить союз с эльфами, дабы пойти войной на Стронгхолд. Барон Джастин, пострадавший от руки орка, принимает в агитации активное участие. Многие дворяне уже поддержали кампанию, учитывая, сколько можно набрать рабов.

Эту информацию доктор получил из первых уст — сэр Джастин обращался к нему за медицинской помощью и лично поведал, что намерен мстить за свое испорченное личико. «Какие подонки могли так отделать человека?!» — в сердцах выдохнул лекарь. Я покачал головой и сказал: «Да. Негодяи!»

Вечером я рассказал Зяббе о коварных замыслах врага. Орк презрительно плюнул прямо на дорогой ковер и заявил, что Гадюшник непреступен, а орки всем задницы надерут.

Ну раз Зябба не беспокоится, значит, и мне волноваться не резон. Есть и более насущные проблемы, например, зеленый ловелас.

* * *

На вторую неделю Василий начал стучать зубами и бредить.

— Спасибо тебе, Петро, — как-то раз пробормотал он слабым голосом тяжелобольного. — Не бросаешь друга… Когда ты в отключке валялся, я за тобой тоже ухаживал.

— Я-то по делу валялся. Пострадал в бою, в отличие от тебя.

— Я тоже пострадал в бою… а точнее — в войне.

«Опять бредит», — подумал я.

— В войне полов, — горько усмехнулся Васян.

Оказывается, это был не бред, а шутка. Может, на поправку пошел, раз ёрничает.

Однако положение только ухудшалось.

Третью неделю друг в основном провалялся без сознания. Лишь изредка приходил в себя, да и то нес какую-то ахинею.

Ариэль уже смотрела на него не с презрением, а с жалостью. Помогала мне готовить травяные компрессы и накладывать их на лоб Василия.

С каждым днем мне становилось все страшнее. А что, если Стольник вообще не поправится? Нет, такого не может быть. Надо настроиться на оптимистический лад. И думать! Потому что дни утекают как вода. Если так будет продолжаться, мы не успеем вернуться к порталу. Долбаная болезнь загоняет нас в цейтнот!

Шарлатанистый лекарь уже достал со своими клизмами. И хотя Васян заслужил такое унизительное и малоприятное лечение, но никакой видимой пользы оно ему не приносило. Эх, был бы здесь Мерриор! Его грибочки пришлись бы как нельзя кстати!

Пошла четвертая неделя!

Больной не приходил в себя уже пять дней подряд! Только мерно вздымающаяся грудь говорила о том, что он еще жив.

Вечером все собрались возле постели Васяна. За окном хлестал дождь и сверкали молнии. Из-за погодных условий Дитер отменил поход в бордель, а Зябба — в кабак. Даже кардинал зашел навестить больного. Василий словно почувствовал, что все друзья стоят в изголовье, и открыл глаза.

— У меня для тебя хорошая новость, сын мой, — провозгласил Маззини.

— Я… п-поправлюсь?

— Вряд ли.

— А ч-что за… новость?

— Несмотря на позорное заболевание, я буду отпевать тебя лично! Редкий усопший удостоится такой великой чести!

Услышав сие, Васян вновь потерял сознание.

— Я думал, он обрадуется, — произнес кардинал с легкой обидой в голосе. — Ну ладно, дети мои, я пойду. Дела, дела.

Кардинал вышел. В комнате повисла скорбная тишина. Ариэль гладила Васяна по лбу, Ника опустила глаза, даже всегда шумные Зябба и Дитер притихли.

— Может, повезем его к Мерриору? — спросил я.

— Лекарь говорил, что Васька не перенесет дороги, — отозвался Жорик.

— Да пошел этот лекарь! — взорвался я. — Что, ждать, пока Стольник тут умрет?! Так хоть какой-то шанс. Повезем его в повозке.

— Откинется хлюпик, — сказал Дитер. — От тряски загнется.

— Надо ехать! — вступила Ника. — Деда обязательно поможет. Сколько можно лежать! Он так скоро плесенью покроется.

— Поедем, — согласился я. — Стой! Что ты сейчас сказала?!

— Что деда поможет.

— Нет, не это… Плесень. Нам нужна плесень!

— На хрена? — осведомился Зябба.

— Помнишь, — обратился я к Жорику, — нам химик рассказывал, что первый антибиотик — пенициллин — получили из плесени?

— Ну… — неуверенно отозвался Пухлый. — Вроде что-то говорил.