как она отодвигает в сторону документы, стопки аур и, наконец, достает из глубины темного пространства маленькую черную коробочку.

Я сглотнула, когда она передала ее мне. Это был деревянный куб с тонкой металлической пластиной на лицевой стороне с именем Гарета.

— Я дам тебе минутку, — сказала Сэл, поднимаясь на ноги, когда слезы навернулись мне на глаза.

Я ненавидела эту коробку. Ненавидела, что все, что осталось от моего прекрасного, смешного, доброго, любящего, совершенно безнадежного, благородного брата, было лишь содержимым чего-то такого маленького. Потому что он не был маленьким. Он был великим, ярким, важным и… ушедшим.

Сэл закрыла за собой дверь, оставив меня наедине с навалившимся на меня горем. Это место хранило так много воспоминаний о нас двоих, и я не могла решить, стоит ли мне вернуться сюда на лето, как предлагала Сэл, или просто бросить навсегда. Я была уверена, что она хочет, чтобы я танцевала, но не собиралась подталкивать меня к этому, чтобы я ни делала.

Может быть, мне стоит просто уехать и никогда не оглядываться назад…

Я вздохнула, так и не сумев принять решение. Сняла табличку с именем с урны, а затем выбросила ее в мусорное ведро. Я положила урну в сумку, когда уходила, пальцы прошлись по дереву, прежде чем закрыть ее. Невозможно было понять, что мне делать, пока эта тайна висела надо мной. Как я могла принимать решения о своей жизни, пока я все еще была в этом пузыре горя? Единственным выходом было бы добиться справедливости для Гарета. Как только я узнаю, что его убийца заплатил цену за то, что отнял у меня, тогда я смогу решить, что делать со своей жизнью. А пока, может быть, возвращение сюда на лето не будет худшей вещью на свете.

Когда я вернулась в бар, то обнаружила, что Леон откинулся на стуле, разговаривая со Старушкой Сэл о чем-то, что, похоже, не очень его устраивало, если я правильно догадалась по его хмурому лицу.

Я навострила уши, чтобы прислушаться, и до меня донесся голос Сэл: — Она может стать звездой, ты знаешь. Разве ты не был бы в восторге, если бы у тебя на руках была такая девушка? Девушку, которую желал каждый фейри на мили вокруг, которая будет знаменита…

— Я был бы рад иметь Элис в своих руках, даже если бы она проводила свои дни, катаясь в мусоре и поедая лук, — резко сказал Леон, поднимаясь на ноги.

Харизма слетела с него, когда он вспыхнул, и все стриптизерши в заведении перестали танцевать и начали двигаться к нему. Он поймал мой взгляд и целенаправленно направился ко мне, игнорируя поток Минди, которые пытались привлечь его внимание.

— Ты готова, маленький монстр? — спросил он меня, его брови сошлись вместе, как будто он мог видеть горе, написанное на моем лице.

— Да, — согласилась я, взяв его за руку, когда он предложил ее.

Он потянул меня за плечи к двери, и я помахала рукой Старушке Сэл, пока он вел меня к машине.

Магия огня Леона исчезла по его команде, и он подвел меня прямо к пассажирской стороне, открыл дверь и усадил меня внутрь, прежде чем сам сел за руль.

Он завел двигатель, и я нахмурилась, гадая, когда же он успел украсть у меня ключи, но прежде чем я успела спросить, мы оторвались от «Сверкающего Урана» так быстро, что меня отбросило назад на сиденье.

— Ты в порядке, Элис? — серьезно спросил он, когда мы сделали несколько поворотов, прежде чем выехать на шоссе.

— Да, — ответила я, заталкивая свое горе обратно в маленькую коробочку, где оно жило в моем сердце. — Просто с этим местом у меня связано много воспоминаний.

— Мне не нравится эта женщина, — сказал он серьезно, без признаков улыбки на губах в один из первых раз за все время.

— Сэл? Она немного странная, но в основном безобидная…

— Она не безобидна, маленький монстр, — серьезно сказал он. — Она пыталась манипулировать мной, чтобы заставить тебя пойти и работать там на нее. И я не имею в виду, что она пыталась уговорить меня. Она давила на меня одним из самых тонких заклинаний Сирены, которые я когда-либо чувствовал.

— Не беспокойся об этом, — пренебрежительно ответила я. — Она всегда об этом говорит, но этого никогда не случится.

Он слегка расслабился при этих словах, и мы оба замолчали. Мне никогда не нравилось, как Сэл манипулировала моей мамой, поэтому я не собиралась сидеть здесь и защищать ее, но объяснить Леону, почему меня все равно тянет туда вернуться, было нелегко. Если бы я провела там лето, то смогла бы открыто, честно признать свое горе. И после нескольких месяцев сокрытия и лжи о нем, я начала думать, что мне было бы полезно побыть некоторое время рядом с людьми, которые точно знали, кто я и что я потеряла. Но я никогда не буду танцевать для нее. И я все еще планировала сбежать из Алестрии, как только закончу школу, если мне удастся выжить, уничтожив Короля.

Я включила стерео, пока мы ехали, и нашла станцию, на которой играла «I've got a feeling» группы Black Eyed Peas. Я прибавила громкость и откинула голову назад, чтобы подпевать, пока ветер трепал мои волосы, а Леон мчался по автостраде слишком быстро. Как и ожидалось, ко второму припеву Леон забыл о своих заботах и начал петь вместе со мной, а я чувствовала, как моя печаль уносится по ветру, пока я снова купалась в тепле его компании.

Потребовалось еще двадцать минут, чтобы выехать из города, и мы поднялись в горы, где виноградники украшали пейзаж и делали все похожим на кадры из праздничной брошюры.

Был прекрасный теплый вечер, и я смотрела, как солнце опускается к горам, с волнением предвкушая встречу с местом, которое Данте называл своим домом.

Наконец мы добрались до огромных ворот, где группа охранников дважды проверила, кто мы такие, прежде чем нас впустили. Мы проехали через виноградники вверх по наклонной дороге к красивому кремовому дому, который стоял на вершине длинного холма, откуда открывался вид на окружающую нас природу.

Леон припарковал свою машину рядом