Афина смотрит на нее долгое мгновение, так долго, что даже крики толпы смолкают, и тишина становится зловещей. Наконец она поднимает руки.

–У нас есть победитель. Поздравляем… Арес.– Арена неистовствует.

Сквозь одну из арок на песок выбегают врачи, разбиваясь на команды, чтобы забрать раненых участников. Я отмахиваюсь. Я почти не ранен. Гребаная царапина. Вот и все, что потребовалось, чтобы отнять мои мечты. Я был так близко. Так близко, черт возьми.

Все… кончено.

Я проиграл.

Моим мечтам пришел конец, и это только моя вина.

Я не могу унять дрожь. Мне нужно увидеть Патрокла, убедиться, что с ним все хорошо. Медики кладут его на носилки и проходят мимо меня, унося его с арены. Я едва успеваю мельком увидеть его бледное лицо.

Следом судьи выводят Минотавра. Они поглядывают на здоровяка, будто сомневаются, что он уйдет добровольно. Его слова все еще звенят у меня в ушах: «Так и думал, что вы оба примчитесь, когда вашему маленькому бойфренду будут угрожать». Он использовал Патрокла, чтобы заманить в ловушку нас с Ахиллесом. Меня душит чувство вины.

Если бы я была сильнее…

Если бы устранила Минотавра, пока он не успел смертельно ранить Патрокла…

Если бы…

Ахиллес, хромая, идет к выходу. Он едва удостаивает меня взглядом, когда проходит мимо. Я должна оставить его в покое, дать ему осмыслить все, что только что произошло. Я сама еще не осознала, что произошло, так что сомневаюсь, успел ли он это сделать.

Но я не могу. Меня захлестывает страх, сильнее, чем ожидала.

–Ахиллес.

Он не смотрит на меня, не останавливается, даже не замедляет шаг.

Чувство становится сильнее.

–Ахиллес, поговори со мной.

Он не заставляет меня ждать.

–Ты получила то, что хотела, Елена. Убери это печальное выражение лица.– Он по-прежнему не смотрит на меня, оставляя довольствоваться его безупречным профилем.– Празднуй.

Живот сводит.

–Значит, это все была чушь собачья? Разговоры о будущем и о том, чтобы я осталась с вами?

Он качает головой.

–Мне нужно поехать с Патроклом в больницу. Поговорим позже.

На обещание не похоже. Он произносит эти слова так, будто готов сказать что угодно, лишь бы покончить с разговором. Покончить… со всем.

Я больше не окликаю его по имени. Стою и смотрю, как он уходит, забирая с собой частичку моего сердца. Когда это случилось? Я с самого начала говорила, что у нас нет будущего. Не у нас с ним. Не у нас с Патроклом. И точно не у нас втроем. Неважно, как хорошо мы поладили во время испытаний, какой они меня, казалось, видели, или…

Грудь перехватывает от рыданий, но я сдерживаюсь. Я хотела этого, упорно боролась. Я воплощаю свои мечты, чтобы Олимп был вынужден воспринимать меня всерьез.

Ахиллес прав. Я должна праздновать и совершить круг почета. А не стоять здесь, стараясь не расплакаться.

Словно по волшебству рядом возникает Беллерофонт с бесстрастным выражением лица.

–Ты должна пойти со мной, Арес.

Арес.

Я сделала это. Я победила, черт побери! Никто не сможет взглянуть на меня и поверить, что я всего лишь симпатичная мордашка, пешка, которую передвигают по шахматной доске по прихоти тех, кто сильнее меня. Я должна быть вне себя от счастья, праздновать и наслаждаться, как никто другой.

Но хочу лишь убедиться, что с Патроклом все хорошо, поговорить с Ахиллесом, чтобы он заверил меня, что все сказанное им вчера не было чушью. И что теперь это не просто слова, когда мы смотрим будущему прямо в лицо.

–Арес.

Я делаю глубокий вдох и стараюсь успокоить бешено колотящееся сердце, подумать. Мои действия повлекут последствия: как участие в турнире, так и победа. Как бы мне ни хотелось мчаться за Ахиллесом и Патроклом, титул Ареса означает, что у меня есть обязанности, которые важнее моих личных потребностей.

Моим мужчинам придется подождать. Будем надеяться, что они все еще будут рядом после всего, что произошло.

Я едва позволила себе подумать, что они в самом деле могут быть моими, а теперь, возможно, все кончено. Закрываю глаза, делаю еще один вдох, а когда открываю их снова, мое лицо приобретает непроницаемое выражение. «Я Арес, и меня нельзя недооценивать».

Я улыбаюсь Беллерофонту.

–Веди.

Они молчит, пока мы не заходим в одну из арок – не в ту, через которую мы входили и выходили во время испытаний, и начинаем подниматься по лестнице.

–Сегодня состоится официальное мероприятие, на котором тебя представят как нового Ареса, но титул твой, с того момента, когда ты победила в третьем испытании.

По их тону я не могу понять, что они думает о моей победе. Оно и к лучшему. Многие будут в бешенстве из-за этого, и мне нужно к этому привыкать. Это не мешает мне быть любезной.

–Спасибо, что приняли участников. Я знаю, что это было нелегкой задачей.

Беллерофонт ничего не говорит в ответ. Мы поднимаемся на еще один этаж. Адреналин бушует в крови, но уже предчувствую грядущую катастрофу. Слишком много, слишком быстро. Это именно то, чего хотела, так что должна быть счастлива, так ведь? Мне непонятно странное чувство утраты, будто кто-то завернул меня в свинцовое одеяло и сбросил с причала.

Они открывает дверь наверху лестницы и отступает в сторону.

–Они ждут.

Не знаю, почему удивляюсь, когда вижу своего брата, стоящего рядом с Афиной. Пусть его было не видно в ложе, когда она делала объявления, но он не из тех, кто пропустит столь важное событие.

На Персее костюм темно-серого цвета и бежевая рубашка. Единственный признак того, что он не безупречно собран,– едва заметные складки на брюках, которые выглядят так, будто он сжимал ткань кулаками, как делал, когда был еще ребенком и пытался скрыть свою реакцию. Но это глупо. Персей не выказывал такой потери самообладания с тех пор, как умерла наша мать.

Афина ждет, когда дверь за мной закроется, и вздыхает.

–Что ж, здорово ты все испортила.

–Прошу прощения?

–Теперь слишком поздно об этом беспокоиться. Как бы там ни было, ты Арес.– Она проверяет телефон.– Мне нужно проведать своих подчиненных.

–Подожди.– Слово вырывается прежде, чем успеваю себя сдержать.– С Патроклом все будет хорошо?

Темные глаза Афины вспыхивают, что служит единственным признаком того, что она в ярости.

–Его сейчас везут в больницу. Ранения были слишком серьезными и оказались не под силу местным врачам, так что теперь все будет зависеть от хирурга. Но лучше им спасти его, черт возьми.– Спасти его. Потому что он может умереть.