От трона Лигула прокатилась узкая багровая волна, сожгла с десяток комиссионеров и ударилась в защиту, не повредив ей. Лигул погрозил Прасковье пальцем.

Каждый новый удар Арея отдавался в плече болью. Меф мечтал только о передышке. Точно не замечая всего этого, Арей продолжал наращивать темп.

— Запомни, синьор-помидор, корень всех бед в жалости к себе! — азартно крикнул он и, видя, что оглохший от усталости Меф не понимает его, повторил последние слова еще раз.

Ощутив перелом боя, мрак заулюлюкал. Ближневосточные джинны охрипли, не успевая принимать пари. Теперь ставили на финальный удар и на время. С остальным было ясно.

Меф ощутил, что сдает. Вот они — слова Арея о долгожданном финале. Арей хочет убить его, когда он, окончательно обессилев, внутренне сломается и сам шагнет под меч, как загнанный олень радуется вцепившимся ему в горло собакам.

Меф решил, что умрет не так. Пусть это будет на встречной атаке. Перестав пятиться, он закричал, едва не разорвав в крике голосовые связки, и кинулся вперед. Это была лучшая его коронка, подсказанная все тем же Ареем и известная тому до мелочей.

Колющий, сразу рубящий. Средняя стойка — вертикальный удар сверху. Арей защитился «окном», вскинув меч на уровень лба. Еще одна атака. Арей легко сбросил клинок, соскользнувший по наклонно подставленному лезвию. На это Меф и рассчитывал. Позволив своему клинку продолжать движение, он пробежал мимо Арея и, оказавшись за его спиной, бросил меч назад страшным круговым ударом, который невозможно было остановить без проноса.

Меф знал, что Арей сейчас подсядет, чтобы не тратить время на блокировку, и пошлет свой меч с другой стороны таким же ударом.

Меч Арея уже мчался к шее Мефа. Буслаев дернулся вниз, зная, что критически не успевает. Едва заметно вильнув, клинок Арея плашмя хлестнул его по взметнувшимся вверх волосам. Клинок же Мефа, который должен был встретить только воздух, почему-то не встретил его. Он врезался Арею над ключицей, преодолел короткое сопротивление плоти и пронесся дальше. Меф перекатился и принял защитную стойку, готовый отражать новые удары. Но их не было. Его никто больше не атаковал.

Тело Арея еще стояло, но уже без головы — незнакомое, непривычно короткое. Потом покачнулось и на скрещенных ногах упало туда, где только что находился Меф. Арей почему-то не подсел, не сделал того, чему сам — десятки и сотни раз — учил Мефа. Допустил невозможную для профессионала ошибку. Буслаев готов был поклясться, что за четверть секунды до того, как его меч рассек Арею сонную артерию, разрубил позвоночник и снес голову, мечник чуть подмигнул ему.

Меф повернулся и пошел на подламывающихся ногах, сам не ведая куда. Свой длинный меч он тащил за собой, и тот, как палка, царапал песок. Стена ледяного огня с треском опала, когда Меф, не помня о ней, врезался в нее. Стояла страшная тишина. Из запрокинувшихся весов у крайнего джинна струйкой вытекали эйдосы. Лигул, в первые секунды оцепеневший, зашевелился на троне, как проснувшийся паук. Видя впереди толпу, Меф повернул назад.

Что-то громоздкое мешало ему. Меч. Он смотрел на него и чувствовал, что клинок стал чужим. Просто заточенная железка, если разобраться. Их связь нарушилась, лопнула, как пуповина. Не понадобилось даже слов отречения. Меч и Меф сами отшатнулись друг от друга, как испуганные воры, случайно совершившие убийство.

Меф размахнулся — широко и словно неумело — и с силой отбросил меч. Он полетел по дуге. Толкаясь навершием и острием, как живой, пробежал несколько шагов, упал и замер в пыли. Решив, что меч достанется первому, кто возьмет его, рыжебородый Барбаросса попытался его поднять, но охнул: клинок, искривившись как хлыст, до кости рассек ему ладонь.

Мефодий вернулся к телу Арея. Сел рядом. Так он и сидел у тела, не глядя ни на Арея, ни на его клинок, а только на песок. Он не радовался тому, что остался жив, а полностью отдавался заполнившему его безмыслию. Потом поднял голову и твердо посмотрел на того, кого только что зарубил.

Тело Арея пока сохраняло форму, но быстро распадалось, как это всегда происходило с телами стражей. Пройдет несколько минут — и оно совсем исчезнет. Откатившаяся голова лежала в стороне, лицом к ночному небу. Лицо было спокойным, губы чуть улыбались. Только срез с частью шеи был страшным.

А Меф все никак не мог оторвать от него глаз.

«Показал мне, что победил, когда проломил щит, а потом отдал за хменя жизнь!» — подумал он, ощущая себя не только убийцей, но и бесхарактерным слабаком, который не смог умереть сам.

— Осторожнее! — тихо сказал кто-то рядом. — Только случайно не подумай, что он сделал это для тебя. Арей понял, что для него это единственный путь. Ты стал только орудием.

Меф угадал за плечом Эссиорха. Ему не хотелось сейчас ни с кем говорить: ни с Дафной, ни с хранителем Хрустальных Сфер. Только один вопрос грыз его.

— Что… будет… с Ареем… теперь? Он же не мог умереть? Я имею в виду сущность, — глядя на осыпающийся срез шеи, спросил Меф.

— Не знаю, — просто ответил Эссиорх.

Меф не поверил. Он любил определенность.

— Ты — и не знаешь? И никто не знает?

— Ты забываешь, что не я сотворил небо и землю. И даже не генеральный страж Троил, — тихо ответил Эссиорх.

— А предположить? — напирал Меф.

— Предположение — это уже часть нашей мечты. Но предположить все же рискну. Арей сделал невозможное для мрака и, быть может, будет возрожден для света. Но случится ли так, не знает никто.

Меф тяжело поднялся и подошел к раздувшемуся от эйдосов дарху Арея, соскочившему с перерубленной шеи. Он никогда бы не вспомнил о нем, если бы не увидел, как один из мелких стражей-канцеляристов подбегает к телу на четвереньках, как пес. А за ним, точно тараканы, спешат еще несколько.

Зная, какая судьба его ждет, дарх пытался зарыться в песок. Меф нашел его по краю цепи. Потянул за цепь и, будто морковку, выдернул из песка.

Меф много раз видел, как Арей разбивает дархи. Обычно они корчились, но не больше, чем пиявки. И никогда ни один дарх не сопротивлялся так, как этот. Он сражался, как его хозяин. Уклонялся, жалил, путал ногу цепью. После Меф насчитал в каблуке три укола. Но все же это был всего лишь дарх, и бой он проиграл…

Кинжала, чтобы срезать и расколоть дарх, у Мефа не было, и он использовал кинжал, снятый с пояса Арея.

«Вот уж судьба! Сколько дархов он срезал этим самым кинжалом, а теперь этот же кинжал добрался и до его дарха», — подумал Меф удивленно.

Не зная, куда высыпать эйдосы, Буслаев сыпанул их себе на ладонь. Так и стоял, точно нищий, которому плеснули в горсть золотого песка. Он не подозревал, что эйдосов будет столько. Одна из лучших коллекций мрака, уступавшая только коллекции Лигула, лежала у него на ладони. Он боялся шевельнуться, чтобы не просыпать. Ладонь была полной до краев. Боль, терзавшая эйдосы целую вечность, прекратилась, и эйдосы, не веря этому, сияли, спеша насладиться каждой секундой передышки.