– Вы уверены? – спросил я. – Я хочу сказать, это правда очень вкусно.

Джекки сделала глоток сока и подтвердила:

– Совершенно уверена.

Я съел омлет.

Покончив с ним, я налил еще кофе Джекки, потом себе. Мы пили кофе, молчание затягивалось, и я уже начал думать, не завести ли какой-нибудь разговор ни о чем – просто чтобы заполнить тишину.

– Послушайте, – подала голос Джекки. Я внимательно посмотрел на нее. – Этой ночью… – Она отпила еще кофе и отвернулась. – Это было приятно…

– Очень приятно, – поправил я ее. – Если только слово «приятно» вообще подходит.

Джекки посмотрела на меня, и ее лицо на мгновение осветилось улыбкой.

– Мне приятно, что вы так думаете, но… – Она покачала головой и снова уставилась на свои ноги. – Обязательно всегда найдется какое-нибудь «но», правда?

– Ну… я не… Разве правда? В смысле, всегда?

Джекки невесело улыбнулась:

– Угу, всегда. В смысле, сейчас это просто ух как здорово, еще раз, пожалуйста, но при дневном свете все выглядит совсем по-другому…

Возможно, она и была права, поэтому на краткий миг мне захотелось попробовать повторить все при свете дня, чтобы проверить, сильно ли будет отличаться. Однако Джекки явно не разделяла моего настроения: она тяжело вздохнула и продолжила:

– Сегодня ночью мне было очень страшно. Я боялась, что он в гостинице, что он сейчас придет и… – она осеклась и посмотрела на меня. – Нет, я… То есть… мне действительно этого хотелось. С… вами. У вас… Не знаю, как сказать. Есть в вас что-то такое, что… – Она прикусила губу и покачала головой. – Ну, не знаю… Вы вроде… Нормальный мужчина, положительный и… надежный, что ли? Или уютный? И в то же время я почему-то боюсь, что вы можете оказаться одним из тех плохих парней, которые мне всегда нравились… С опасной бритвой в кармане или чем-то таким…

Джекки подняла наконец на меня взгляд и облизнула губы. Потом вздохнула и снова опустила глаза.

– Право же, вы мне нравитесь, Декстер. Очень нравитесь. Но… Мы с вами принадлежим к разным мирам, вы это и сами прекрасно понимаете. Я вернусь домой в Эл-Эй, а вы – к жене.

– Вовсе не обязательно, – выпалил я прежде, чем успел сообразить, что говорю.

Она очень серьезно на меня посмотрела, и я не отвел взгляда. Она покачала головой:

– У вас дети, и… Давайте не будем запутывать все еще больше, ладно?

– Не так уж все и сложно, – возразил я.

Джекки грустно улыбнулась:

– Сложно, сложно. Не бывает не сложно.

– Я понимаю, я не торговец оружием из Греции, – сказал я. – Но…

Джекки удивленно подняла брови.

– О… Ох нет, дело вовсе не в этом. – Она перегнулась через столик и взяла меня за руку. – Денег у меня и так больше, чем я успеваю тратить. А если сериал протянет достаточно долго, чтобы закрепиться в сетке вещания, то я заработаю на ПВХ.

– На что?

– Деньги ПВХ. В смысле, достаточно денег, чтобы Послать Всех на Хрен – всех, кто мне не нравится, и все, что мне не нравится. И не думать при этом о последствиях. – Она легонько сжала мою руку и отпустила ее. – Но дело вовсе не в этом.

– Тогда в чем? – спросил я.

Джекки снова глубоко вздохнула и повернулась к морю. Я смотрел на ее профиль. Очень красивый профиль, даже при том, что она немного портила его, хмурясь своим невеселым мыслям. О чем? Наверняка уж не обо мне.

– Я думала только о себе, – произнесла она наконец. – И из-за этого погибла Кэти.

– Джекки, это не…

– Нет, дайте уж я скажу. – Она нахмурилась еще сильнее. – Многие люди… ну, как бы сказать, полностью замкнулись на своих проблемах и желаниях и даже не задумываются о том, как это скажется на других. Особенно в моем бизнесе.

– Ну, не только в вашем бизнесе, – возразил я: мне показалось, ее слова подходят и к нормальной жизни.

– Я этого всегда терпеть не могла, – призналась Джекки. – Я пыталась… – Она неопределенно махнула рукой. – Когда ты знаменит, возникает ощущение… вседозволенности, что ли? И я не раз видела, как это превращает людей в… в…

– В засранцев? – подсказал я, вспомнив Роберта.

– Можно и так сказать, – согласилась она. – Мне этого не хотелось. – Она снова повернулась ко мне, и вид у нее стал очень серьезный. – Я не хотела превратиться в такую.

– Вы и не такая, – сказал я.

– Стану такой, если уведу вас из семьи.

Я смотрел на Джекки, в ее бездонные фиолетовые глаза, на ее гладкое лицо в мелких веснушках, и вдруг осознал в полной мере, о чем мы говорим: о том, что Джекки может увести меня из семьи. Декстер, бросающий Риту и детей, чтобы поскакать навстречу мохитовым закатам и жизни сыра, катающегося в масле. Джекки и Декстер, бесконечное счастье… Ну, или если небесконечное, то хотя бы на несколько ближайших недель.

Мне этого хотелось. Я уже вкусил капельку мира Джекки, и самой Джекки, и мне это понравилось. Мне понравилось все: восторженный прием толпы, где бы мы ни оказались, едва ли не обожествление в глазах встречных, обслуживание в гостинице, и лимузины, и телефонные интервью, и ощущение собственной значимости, когда важен едва ли не каждый твой чих, – все это пришлось мне по вкусу. Мне понравилось быть с Джекки, находиться в ее мире – и в ее постели тоже. И мне понравилась она сама. И мне этого хотелось.

И я подумал о том, что это означает. Уйти прочь от ежедневного продирания сквозь пробки на своей старенькой маленькой машине, от приевшейся плоскими шутками и рутинными процедурами работы по колено в грязи и жестокости. От более чем скромной зарплаты, почти мгновенно растворяющейся в ненасытном вакууме семейной жизни с ее квартплатой и выплатами по кредитам, и новой обувью, и продуктовыми закупками. И бесконечной череды детских проблем, ссор и нытья, и утомительных ежедневных сборов в школу: поисков носков и кроссовок, и крика, и хлопанья дверьми – а потом примерно таких же процедур перед сном; памперсов, и новых джинсов, и родительских собраний, и постоянных ссор. И я подумал о Рите, не договаривающей до конца почти ни одной фразы, о ее ворчании по поводу и без повода, и о морщинах на лице, число которых множится по мере старения, которое не должно было наступать еще лет десять, и об ощущении того, что она постоянно хочет от меня того, чего я не могу ей дать, и даже не совсем понимаю, чего именно она от меня хочет. Мог бы я бросить все это ради другой, лучшей жизни?

Я решил, что мог бы.

Я взглянул на Джекки. В ее глазах набухли слезы.

– Я не могу, Декстер, – прошептала она. – Просто не могу.

Я встал и подсел к ней на шезлонг.

– А я могу, – сказал я и поцеловал ее. Секунду-другую она сдерживалась, а потом поцеловала меня в ответ.