Диккан горестно покачал головой. Со временем он обязательно во всем разберется.

— Нет, мое место здесь. Ей ведь будет очень плохо?

— Да, но Грейс бы не хотелось, чтобы ты видел ее такой. Предоставь нам возможность хотя бы раз в жизни позаботиться о ней. А ты займись тем, что у тебя хорошо получается: строить заговоры, планы и расследовать козни врагов. Пока мы во всем не разберемся, Грейс по-прежнему в опасности. Как и все вы.

Диккан продолжал гладить мертвенно-бледные щеки Грейс. Ее тело обмякло в его руках, она крепко спала, и он не хотел беспокоить ее. Откровенно говоря, он не хотел оставлять ее. Он должен был помочь ей поправиться. Должен был сказать, что любит ее. И самое главное, просить прощения за каждое грубое слово, которое ей пришлось услышать. Она должна понять, что все это было не правдой, а, как говорится, игрой на публику.

— Разве не странно? — спросил он, проводя рукой по спутанным локонам, разметавшимся по ее плечам. — Даже волосы у нее стали более рыжими. Это воздействие мышьяка?

Оливия коснулась его руки.

— Спросим позже. А теперь идем, у нас много дел.

Диккан перенес Грейс в кровать, вокруг которой уже столпились встревоженные женщины. Прежде чем уйти, он склонился и поцеловал ее, не зная, что еще можно сделать. Как исцелить эту боль. Как доказать ей, что она не все потеряла.

— Помогите ей. Я скоро вернусь. Мне надо связаться с ее слугами в Лонгбридже. — Улыбнувшись своей спящей жене, он поцеловал ее и тихо шепнул: — Увидим, что думают все эти люди о твоем воине-сикхе.

Когда Диккан вернулся, Грейс действительно было очень плохо. Настолько плохо, что на следующее утро он уже всерьез опасался за ее жизнь. Он не отходил от ее постели, даже когда ей промывали желудок и пускали кровь, когда она кричала от страшных спазмов. И даже когда ночью у нее начались судороги.

Диккан тут же обхватил ее руками. Грейс так и не пришла полностью в себя, хотя и извергла всю жидкость, которую в нее влили, до последней капли. А перед рассветом ее тело напряглось, изогнулось и задрожало в его объятиях.

— Держите ее, — приказал доктор. — Осторожнее.

Обезумев от страха, Диккан обхватил это несчастное, ослабевшее тело, словно мог удержать ее. Словно мог защитить ее от нее самой.

— Она умирает! — вскричал он. — Сделайте что-нибудь.

Доктор с невозмутимым видом прослушал бешено бьющееся сердце Грейс и покачал головой:

— Я надеюсь, этого не случится.

Диккан прижал ее крепче, несмотря на все сопротивление.

— Что же нам делать?

Доктор выпрямился и нахмурился.

— Положить ее поудобнее, — уже не так спокойно ответил он. — Это все, что мы можем, пока яд не выйдет из ее организма.

— Кажется, этого не происходит, — отозвалась Кейт из угла комнаты.

Доктор покачал головой:

— Знаю. Сказать по правде, я никогда не видел, чтобы человек угасал так быстро. Думаю, она была больна еще серьезнее, чем мы все подозревали.

Диккану казалось, будто он стоит над темной, бездонной пропастью, хотя конвульсии Грейс становились слабее.

— О чем вы говорите?

Доктор поймал его обезумевший взгляд и перевел глаза на безжизненное тело Грейс.

— Я говорю, что она, должно быть, невероятно сильная женщина, раз так долго боролась до сих пор. Но даже и у самых сильных женщин есть свой предел. Если она внутренне сдалась, то может и не выжить.

— Она не умрет, — сказал Диккан полным отчаяния голосом. — Я этого не допущу.

И он сдержал свое слово. Он боролся вместе с Грейс, боролся за нее всю ночь и весь следующий день. Он спал с ней рядом, боясь, что если не будет ее держать, то тут же потеряет. Помогал переодевать ее, когда ночные сорочки и простыни промокали от пота. Мыл ее. И за эти страшные часы он все больше подпадал под власть ее тихого обаяния. Нет, не тех чар, которые пускает в ход женщина, чтобы обольщать. А скромного обаяния храброй женщины, над которым она не властна.

Ему хотелось быть рядом, когда она очнется. Когда откроет глаза, улыбнется и скажет: «Кажется, мне было плохо. Но сейчас уже лучше». Но чем дольше он находился в этой душной, зловонной комнате, тем меньше верил в то, что это случится. А если так, то он просто не знает, что делать дальше. Как жить.

— Пожалуйста, Грейс, — шептал он в ее спутанные, влажные волосы, изо всех сил пытаясь вдохнуть в нее жизнь и надежду. — Не оставляй меня.

Но за все эти часы она так и не ответила.

Грейс знала, что больна. Ей казалось, она умирает, но ей было уже все равно. У нее не осталось сил бороться. И она не могла отыскать в себе желания жить. Ей просто хотелось отдохнуть, избавиться от боли, горя и ожидавших ее мучений. И перестать надеяться.

Ей казалось, она уже близко. Находясь в странном полузабытьи, она мысленно создавала новые иллюзии, которые могли бы скрасить ее уход: прикосновение теплых рук, голоса вдалеке, особенно один голос, голос Диккана, зовущий ее назад, приказывающий ей попытаться еще раз. А потом в темноте, когда ее сердце даже забывало биться, она была уверена, что услышала голос отца.

«Что ты за Фэрчайлд? — рявкнул он, как в те дни, когда она пыталась уклониться от трудностей. — Фэрчайлды не сдаются!»

Но в жизни все гораздо сложнее, подумала Грейс, хотя ей было жаль разочаровывать своего отца.

Правда, оставалось еще одно. Что-то не давало ей покоя. Что-то, что ей следует вспомнить. Она хотела о чем-то предупредить Диккана.

О чем же?

И вновь Диккан лежал в кровати рядом с Грейс. Солнце давно уже село, и комнату озаряли отблески пламени в камине. Он очень устал, ему было холодно. Он пытался удержать в душе последнюю призрачную надежду.

— Диккан… Диккан?

Его глаза были словно засыпаны песком, а руки отяжелели, как от свинца.

— Что?

— Есть кое-что…

Наконец до него дошло. Это был еле слышный, хриплый голос Грейс. Он резко вскочил, чуть не ударившись головой о столбик кровати.

— Грейси?

Она выглядела ужасно. Даже при мягком мерцании свеч ее лицо казалось восковым, с темно-лиловыми синяками под глазами, волосы были спутаны, как птичье гнездо. За последние два дня она похудела фунтов на десять. Но никогда в жизни Диккан не видел ничего прекраснее.

— Грейс? — шепнул он, касаясь ее щеки. — Как ты себя чувствуешь?

Она облизнула сухие губы и огляделась, как будто удивляясь, что лежит в постели.

— Это малярия?

Ему не хотелось отвечать. Он приподнял ее голову и поднес к губам стакан воды.

— Разве ты забыла? Кто-то пытался тебя отравить.