– Дочка, все нормально, – начала Пятничная Мамаша, обнимая Китти.

– Ты хочешь сказать, что не любишь своего папу? – переспросила врач.

– Сам виноват.

– В чем виноват?

– Отец Эли. Он сказал. Сам виноват.

– О чем ты говоришь, Китти?

Молчи, сердито приказала себе Китти. Не дай машине себя запугать.

– Ты знаешь. – Она оттолкнула Пятничную Мамашу здоровой рукой. – Ты все знаешь.

– Перестаньте, – Пятничная Мамаша уже плакала. – Хватит! Она слишком перевозбудилась. Выключите прибор!

Февраль 2018 г.

Когда при обыске у меня нашли расплавленную зубную щетку и заметили порезы на руках, я ожидала, что меня отправят в карцер. Но вместо этого мне вызвали нового психолога, Сару Холлидей. У нас уже состоялись два занятия в так называемой «психушке». Там стоит мягкая бордовая софа, а на стенах висят акварели.

– Это чтобы ты типа расслабилась и размякла, – предупредила Анджела. – Не забывай, здесь никому нельзя доверять.

Сперва мы с Сарой говорили на общие темы – каково мне в тюрьме, как здесь кормят, хорошо ли я сплю. Но потом она застала меня врасплох.

– Почему вы чувствуете необходимость причинять себе боль? – спросила она.

– Потому что по моей вине погибли два человека, а сестра осталась инвалидом.

Сара не дрогнула.

– Это не только ваша вина. Я читала материалы дела – машина ехала со значительным превышением скорости.

Она отложила ручку.

– Вы ненавидите Китти?

– Нет. Ради нее я готова на все. Мне только хочется, чтобы она любила меня. Я всю жизнь мечтаю о настоящей, нормальной сестре!

Это вырвалось у меня непроизвольно.

Сара глядела на меня очень долго.

– Интересно, – сказала она. – А что такое, по вашему мнению, нормальная сестра?

– Она всегда рядом, когда нужно, – ответила я. – Она лучшая подруга. На нее всегда можно положиться. Она не бросит в беде.

Сара помолчала.

– Давайте-ка с этого и начнем следующее занятие.

Я теперь работаю в отряде садовников. Кайф! Свежий воздух… Никогда не думала, что такое удовольствие сажать шпинат и фиолетовую брокколи.

По внутренней почте я получила письмо – Сара снова хочет меня видеть.

У нее на стене новый постер – фиолетовый, с надписью сверху «Правда», а снизу – «Мир». Посередине изображена улыбающаяся женщина.

– Давайте поговорим о вашей семье, – начала Сара.

Мы сидим на ее диване, попивая чай из настоящих, а не пластиковых кружек и хрустя вафлями, и говорим о том, каково потерять отца и очень сблизиться с матерью. Защищать ее, хотя ты еще совсем кроха, а затем потерять и ее, потому что твое место занял чужой мужчина. Ревновать ко второму ребенку, родившемуся у твоей матери. Любить свою сестру – пусть и сводную, но чувствовать себя отвергнутой, потому что она тебя отталкивает. Прощать ее, когда она хоть ненадолго меняет гнев на милость. Забывать, какой противной она только что была. И испытывать болезненную обиду, когда все начинается сначала.

– Ведь это старшие сестры обычно третируют младших, – говорила я, – а не наоборот.

– А что вы чувствовали, когда Китти вас третировала?

– Смущение. Недоумение. Досаду. Злость.

– На кого вы злились?

– На Дэвида. – Я помолчала. – И на маму.

– Но вы мне много раз говорили, что вы с мамой очень близки.

– Верно, но ведь можно любить человека и одновременно злиться на него. Я и к сестре испытывала нечто подобное.

– Думаете, она разделяла ваши чувства?

Я кивнула:

– Поэтому так и вышло…

– Что вышло, Элисон?

Я встала.

– Я не хочу дальше это обсуждать.

На следующей неделе я снова пришла к Саре – ее кабинет в нашем крыле, и мне разрешили ходить туда без конвоя. После последнего разговора я чуть не отменила занятие, но мне нужно поговорить о Стефане, которого я постепенно начала воспринимать как своего отца. Он мне часто снится.

– Входите, – сказала Сара, когда я постучала в дверь.

Но я замираю на пороге.

В кабинете сидит моя мать с моим адвокатом.

И Китти с ними.

Февраль 2018 г.

Китти одолевали нехорошие предчувствия, особенно после того, как чертова машина разбудила ее воспоминания.

– Мы едем навестить твою сестру, – сказала Пятничная Мамаша, но вид у нее был такой, будто действовала она через силу. – Люди, которые за ней присматривают, сочли это необходимым.

Как так – присматривают за Эли? Зачем Эли вдруг понадобилось, чтобы за ней присматривали? Полусестра же не катается в треклятом инвалидном кресле, как она, Китти!

Захватили и маленькую Ванессу. Китти была не против, но она совершенно не хотела, чтобы та орала как резаная.

Целую вечность они добирались до места в минивэне, который Называй-меня-Джинни отдала Пятничной Мамаше. Внутри было достаточно места для инвалидного кресла, а по откидному пандусу его было удобно вкатывать и выкатывать. Но водитель из Пятничной Мамаши оказался так себе: машина то и дело глохла. Ванесса, пристегнутая в детском кресле, проорала большую часть пути.

– Надо мне было взять кого-нибудь в помощь, – повторяла Пятничная Мамаша, – но я не хотела…

На этом она замолкала, недоговорив.

– Вид сестры может тебя несколько шокировать, – сказала она спустя минуту. – Я тебе не говорила, чтобы не расстраивать, к тому же я не знала… э-э-э… насколько ты что-нибудь понимаешь… В общем, Элисон в тюрьме.