– Нет, не знала. Вы никогда не говорили, что вашего мужа звали Давид. Уж поверьте, такое бы я запомнила. А ваше предприятие… оно называлось «Д. Моррис Вудвард Инвестментс»?

– Все верно. Давид Моррис Вудвард. Давид назвал компанию «Д. Моррис Вудвард», потому что ему нравилось, как звучит название, а Морицем звали его отца.

Кэтрин покачала головой:

– Никогда бы не подумала. Вы полны сюрпризов.

Лена озорно улыбнулась:

– Еще бы!

– Мы с Давидом встретились на свадьбе Сары Штернберг. Он похудел, как и все мы, на лице появились морщинки. Левая рука была изуродована – его били. Как и у многих из нас, у него были видимые шрамы на теле и невидимые – в душе.

За годы он возмужал, но остался таким же решительным. А еще годы не смогли украсть его улыбку. И глаза остались такими же голубыми и добрыми. Он стоял в синагоге в темно-синей спортивной куртке, белой сорочке с расстегнутым воротом и новых серых наглаженных штанах. И я, как всегда, была им очарована. Может быть, даже еще больше.

– Ты выжила, – сказал он. – Я всегда знал, что ты выживешь.

– Боже мой, я всех расспрашивала о тебе! Где бы ни была… Полковник Мюллер сказал, что тебя перевели в Гросс-Розен, и когда меня туда отослали, то я подумала, что мы сможем встретиться, но меня тут же перевели в Паршнице. Я работала на швейной фабрике, думала, ты тоже там, но нигде тебя не встречала, и никто о тебе ничего не слышал. Ты был в Чехословакии?

Давид покачал головой:

– Я был в лагере в Нова-Суль в западной Польше, управлял швейной фабрикой. Я надеялся, что и тебя туда отправят, но Нова-Суль оказалась ужасным местом.

– Давай не будем вспоминать лагеря. Будем говорить только о будущем.

На глаза у Давида навернулись слезы, и он сказал:

– Все эти месяцы, все эти годы я мечтал о том, как мы снова встретимся, как будем обсуждать наше будущее. – Давид обнял меня, поднял бокал и громко произнес: – Пани и панове, позвольте пригласить вас на нашу свадьбу. Через месяц в этой же синагоге. Если Бог захочет, мы с Леной Шейнман поженимся.

Я смутилась. Собравшиеся хлопали и поздравляли. Я посмотрела на Давида и сказала:

– Ты не просил моей руки, а я не ответила тебе «да».

– Лена Шейнман, ты выйдешь за меня замуж?

– Да! Да!

Свадьбу назначили на субботу, тринадцатого мая 1945 года. До этого седьмого мая Германия капитулировала, и война официально закончилась.

– Вот так совпадение! – воскликнула Кэтрин. – Это моя предполагаемая дата родов. Тринадцатое мая.

– Уже скоро, да?

Кэтрин с улыбкой кивнула:

– Он активный малыш. Значит, вы с Давидом поженились тринадцатого мая?

– В Хшануве целый май праздновали, включая и свадьбу пани и пана Давида Вудварда. Присутствовали все, кому удалось выжить и вернуться в городок. Даже Алиция из Кобюра приехала. Стоял теплый майский вечер, и свадьбу отмечали на улице под звездами. В этот вечер мы впервые забыли о холокосте.

Мы поселились в маленьком домике, который я заняла изначально, и попытались с помощью остальных евреев восстановить нашу еврейскую общину. Но не получилось. Как ни печально, но немцы уничтожили евреев Хшанува. Ликвидировали. Те же, кто выжил и вернулся, не узнавали город. От некогда живого Хшанува осталась горстка потрепанных, искалеченных войной горожан. Экономику Хшанува тоже уничтожили. Теперь в город вошли советские войска и установили свои порядки. Назначили администрацию. Польшу превратили в коммунистическую страну.

Кэтрин закрыла блокнот:

– На сегодня достаточно, Лена. Продолжим на следующей неделе?

– Кэтрин, позвольте пригласить вас в гости во вторник. Я хотела бы кое-что вам показать.

Кэтрин сидела в спальне, подняв ноги, и правой рукой втирала в живот лосьон с витамином Е, а левой прижимала к уху телефон. Из Израиля звонил Лиам.

– Кэт, я сегодня встречался с Руфью Аврамс. Она хранитель музея «Яд ва-Шем». Там много документальных свидетельств о Лене. Ты же знаешь, что она передала примерно часовую видеозапись, на которой довольно подробно описывает довоенный Хшанув и свое пребывание в лагерях. Но она ни словом не упоминает о Каролине и ее детях. Полностью опущен этот эпизод. Это тебя не настораживает?

– Немного, но я могу понять ее мотивы. С чего бы ей хотеть пережить еще раз историю с близнецами? И навсегда записать, как она выбросила их в окно? Она раньше никогда никому о них не рассказывала. Она сказала мне, что после войны перевернула этот лист. Она рассказывала о Милоше? О том, как пряталась на чердаке?

– Да-да. И как жила на ферме у Тарновских. По всей видимости, за часы, проведенные с тобой, она поведала более подробную историю, чем во время часовой видеозаписи. Но хронология та же. Она вспоминает о том, как работала в Цеху, как жила в концлагере в Паршнице, как ее перевезли в Освенцим. Она рассказывает о том, как сбежала во время марша смерти, как вернулась в Хшанув. Она даже упомянула о том, что, когда работала в Цеху, жила в котельной в гетто. Но она полностью опускает историю с Каролиной и близнецами.

– Не вижу никаких противоречий. Просто очень болезненно для нее.

– А еще я разыскал Каролину Нойман. Она есть в списке жертв, убита в лагере в Паршнице. Родилась в 1922 году, скончалась в 1943. Никаких родственников.

– И ни единого упоминания о близнецах?

– Ни одного.

– Тогда думай, Лиам, думай. Кто еще мог знать о близнецах?

– Ты шутишь? Лена знала. Она могла стать тем самым свидетелем, который рассказал бы о Каролине в музее. Но она нигде не упоминала о близнецах.

– И тебя это тревожит?

– Да, если признаться.

– А Мюриэль с Хаей разыскать не удалось?

– Хаи больше нет на свете. Умерла в 1945 году. Вероятнее всего, во время марша смерти. Но Мюриэль повезло больше, она до сих пор жива. Мне дали ее адрес в Нью-Йорке. Надеюсь, она и сейчас там проживает. Я пытался до нее дозвониться, но пока безуспешно.

– И что теперь?

– Сперва я полечу в Германию, в Шармассинг. Попытаюсь разыскать семью Шульц. Разумно именно оттуда начать поиски близнецов. Если они выжили после того, как их выбросили из поезда в поле, а кто-то нашел их и спас, то наверняка увидел адрес. Сперва отправлюсь туда.

– Согласна. Вполне логично.

– Как поживает мой малыш? Быстро растет?

– Всю ночь не давал спать, постоянно лягался.

– Тогда, скорее всего, это мальчик, и с такими ногами… на него явно захотят посмотреть из футбольного клуба «Чикаго Беарз».

– Знаешь, а это может быть и девочка.