В результате противник имел возможность, отходя, создавать крупные группировки сил и наносить неожиданно контрудары, парировать которые нам было нечем. Отсутствие в глубине нашей обороны оперативных резервов позволяло врагу, прорвав фронт на узких участках, почти безнаказанно идти на окружение наших войск.

Для ознакомления с положением и нуждами фронта к нам из Москвы в апреле прибыли начальник Тыла Красной Армии А. В. Хрулев, заместитель начальника Генерального Штаба А. И. Антонов и первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии – начальник Центрального штаба партизанского движения П. К. Пономаренко, назначенный к нам членом Военного совета.

Московские товарищи находились у нас довольно продолжительное время, вникая в вопросы, относящиеся к состоянию войск, тылов – фронтовых и армейских (многие из них еще не были перевезены в районы расположения войск), интересовались проблемами оперативно-стратегического характера. Я поделился своими мыслями об организации обороны Курского выступа. Мне предложили изложить свои соображения в служебной записке на имя Верховного Главнокомандующего, что я и сделал. В записке давалась краткая оценка обстановки, сложившейся на южном крыле советско-германского фронта в результате зимней кампании 1942/43 года, и высказывались некоторые предположения, касающиеся военных действий летом. Наиболее вероятным участком фронта, где противник попытается развернуть летом свое решающее наступление, будет Курская дуга. Здесь он постарается повторить то, что ему не удалось зимой, но уже бóльшими силами. Этому способствует конфигурация фронта. То, что противник продолжает перебрасывать войска в районы Орла и Белгорода, выдает его намерение воспользоваться своим нависающим положением над нашими частями, расположенными на Курской дуге. В записке говорилось о настоятельной необходимости создания сильных резервов Верховного Главнокомандования, расположенных восточнее Курской дуги, – они помогут отразить любой удар вражеских сил в этом направлении.

Так как в предстоящем сражении будет участвовать несколько фронтов, я коснулся в записке и некоторых вопросов руководства боевыми действиями.

Не беру на себя смелость утверждать, что эта служебная записка возымела свое действие. Возможно, сама общая обстановка на фронтах требовала особого внимания к Курской дуге. Но весной 1943 года в тылу Центрального и Воронежского фронтов был организован новый, Резервный фронт (вскоре преобразованный в Степной военный округ, а затем – в Степной фронт). Все-таки, видимо, и наше предложение о создании надежных резервов за Курским выступом было учтено.

Предпринимая столь грандиозную операцию, как глубокое окружение всей орловской группировки противника, Ставка допустила грубый просчет, переоценив свои возможности и недооценив возможности врага. А тот, уже успев оправиться от нанесенных ему советскими войсками ударов на брянском и харьковском направлениях, сам готовился к нанесению здесь контрудара.

В этих условиях не могло быть и речи о выполнении войсками Центрального фронта первоначально поставленной ему задачи. После моего доклада по ВЧ Сталину задача была изменена. Но и она к этому времени и в той обстановке не сулила успеха. Противник явно превосходил наши силы.

В связи с усиливавшейся опасностью на левом фланге нашего фронта было отдано распоряжение конно-стрелковой группе генерала В. В. Крюкова приостановить продвижение на запад. Ей надлежало закрепиться в районе Севска и удерживать город до подхода частей 65-й армии, вместе с тем продолжать вести разведку в северном и южном направлениях, где было обнаружено скопление крупных сил противника. Крюков нарушил приказ. Вышедшая к Десне конно-стрелковая группа была атакована крупными вражескими силами во фланг и тыл и окружена. Она хотя и вырвалась из окружения, в чем ей помогли подоспевшие на помощь части 65-й армии и 2 ТА, но понесла тяжелые потери.

Самоволие и беспечность генерала Крюкова дорого нам обошлись: помимо значительных потерь в людях и лошадях в составе группы мы оставили Севск, крупный населенный и важный опорный пункт на реке Сев.

По данным, полученным от штаба Воронежского фронта, перешедший в наступление противник добился значительных успехов. Он сумел обойти Харьков и продвигался в направлении Белгорода.

Войска нашего фронта, достигнув с тяжелыми боями рубежа Брянцево, Тросна, Лютеж и река Сев, вели упорные бои, которые приняли затяжной характер. У нас сохранилась еще надежда на то, что с помощью 21-й армии нам удастся немного потеснить противника. По всему было видно, что на большее рассчитывать мы не могли. Невольно пришлось задуматься над вопросом: неужели в Ставке не понимают, что при создавшейся обстановке и без расчета на крупный успех мы только распыляем свои силы, и так уже порядком ослабленные? И тут поступает неожиданное решение Ставки: срочно направить 21-ю армию в район Обояни в распоряжение командующего Воронежским фронтом в связи с прорывом крупных неприятельских сил на харьковском и белгородском направлениях и угрозой развития немецких войск на Курск.

С чем же нам наступать? Ведь противнику и без того удалось достичь превосходства, а с уходом 21-й армии соотношение сил в его пользу еще больше возросло.

Я вынужден был доложить в Ставку о невозможности выполнить поставленную фронту задачу.

Во второй половине марта Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение о нецелесообразности продолжения наступления на Орел. Это решение было правильным. Все мы воспрянули духом, надеясь, что ошибки, допущенные Ставкой зимой и весной 1942 года, не повторятся.

Изучая обстановку, противника и предугадывая характер предстоящих сражений, я невольно задумывался над причинами многих поражений советских войск за прошедший период, в частности в операции, связанной с потерей Харькова и Белгорода. На мой взгляд, происходило это потому, что нашим Верховным Главнокомандованием при проведении наступательной или оборонительной операций не уделялось должного внимания своевременному созданию необходимых резервов, при наступлении расходовались все силы до предела, фронт вытягивался в нитку, отрываясь от своих баз. Не учитывались возможности противника и состояние своих войск. Желание превалировало над возможностями.

Совершенно неудовлетворительной оказалась наша глубокая оперативная да и стратегическая разведка.

Противник при отходе имел возможность создавать крупные группировки своих сил и наносить нам неожиданно контрудары, парировать которые было нечем.

Отсутствие в глубине нашей обороны оперативных резервов позволяло противнику после прорыва фронта на узких участках безнаказанно идти на глубокое окружение советских войск, а окружив, беспрепятственно уничтожать их.

Возникали еще и такие острые вопросы: «распределенческое» управление войсками, место начальника Генерального штаба, роль представителей Ставки…

В апреле для ознакомления с положением и нуждами фронта у нас побывали член ГКО Г. М. Маленков, начальник тыла Красной Армии А. В. Хрулев, заместитель начальника Генерального штаба А. И. Антонов. Вместе с ними прибыл первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии, начальник Центрального штаба партизанского движения П. К. Пономаренко, назначенный к нам членом Военного совета.