за свою поруганную репутацию. Еще и сам извинился, - отмахивается так легко, будто ничего не произошло. Но напрягается, когда задает терзающий его вопрос: - Ты готова вынести мне приговор?

- Даже не попытаешься оправдаться? – встаю, чтобы быть с ним на одном уровне. - Взять последнее слово? – наступаю, сокращая расстояние между нами. Изучаю настороженное лицо, считываю каждый проблеск эмоций, впитываю его противоречивые чувства.

Еще шаг - и оказываюсь к нему вплотную.

- Ты лично все видела и слышала, Вера, и достаточно умна, чтобы разобраться, что произошло. Так что я весь в твоем распоряжении, - он демонстративно разводит руками, открываясь и показывая себя во всей красе, мол, принимай или добей. – Вот такой, как есть. Делай со мной, что пожелаешь.

- Не знаю, Костя, - признаюсь честно, качая головой. - С одной стороны, хочется обнять тебя за спасенное кафе, а с другой – дать по твоей ехидной морде за ложь, - выдаю непривычно грубо, но не могу больше держать эмоции в узде.

Его густые брови ползут вверх от удивления, лоб покрывается морщинками, а уголки губ нервно дергаются.

- Ни в чем себе не отказывай, - нагло ухмыляется Костя, пряча под показной бравадой свой страх. - Морда стерпит.

- Почему сразу не сказал, что это ты – адвокат моего бывшего мужа? – озвучиваю свои обиды и сама же злюсь. - Что ты нас разводил, - не выдержав, тычу пальцем в его стальную грудь, но он ловит мою руку и заключает в крепкий капкан. - Ты забрал у меня кафе…

- Я хотел лично разобраться в этом деле – и все исправить, - резко перебивает меня, распаляясь. Говорит таким строгим тоном, будто я несправедлива к нему. - Не признался, так как элементарно боялся, что ты помешаешь мне своей гордостью. Откажешься от помощи, потому что не захочешь ничего общего иметь с «жуликом и говнюком».

Каждая фраза звучит все громче. Хлестко бьет по мне, как оплеуха. А моя рука горит в его жесткой хватке, которую он не ослабляет ни на секунду. Разомкнув губы, я ни слова не могу вставить поперек. Костя четко дает понять, что сейчас его очередь выступать. А второй стороне лучше заткнуться и слушать.

– И что скажешь? Разве я был не прав? Ты бы скорее с голой задницей осталась, чем согласилась бы работать с тем, кого заочно ненавидела и обвиняла во всех грехах. Сожалею ли я? Нет, я убежден, что все сделал правильно. Результат меня более чем устраивает. И я не собираюсь извиняться за то, что помог тебе, рискнув всем. На хрен! – летит мне в лицо вместе с яростным, горячим дыханием, которое соединяется с моим, не менее жарким и гневным.

Выдергиваю запястье из его плена. И не понимаю, как моя ладонь, взлетев вверх, вдруг опускается на грубую, шершавую щеку, с характерным хлопком мажет по щетине – и сжимается в кулак. Эта пощечина отрезвляет нас обоих.

Некоторое время мы просто стоим, не двигаясь, и пристально смотрим друг другу в глаза. Дышим тяжело и шумно, сгораем дотла и восстаем из пепла, но стойко выдерживаем нашу зрительную схватку. Среди лидеров не бывает побежденных. И в этом наша проблема.

- Прости, - отступаю первая, одним тихим словом погасив разгоревшийся между нами пожар.

- Заслужил, - хмыкает Костя, тоже капитулируя, и скептически кривится, почесывая пострадавшую щеку. Будто не верит, что я его ударила. Для меня это тоже дикость. – Ну что, тебе стало легче? – уточняет теплым, добрым шепотом. Непривычно слышать такой тон после его хамства и криков.

Воскресенского будто подменили, как по щелчку пальцев. Точнее, по взмаху руки. Моей руки. Черт! Неловко получилось.

- Не стало. Ни капли, - прячу горящую ладонь за спину.

- Попробуем другой вариант? – улыбнувшись, он намекает на объятия в благодарность за кафе.

В ответ я нервно смеюсь. Сквозь проступившие слезы, что, на спрашивая разрешения, прокладывают тонкие дорожки по моим щекам.

- Сумасшедший день выдался, - выдыхаю с обреченным стоном. И опускаю влажные ресницы, прикрывая глаза. Не осталось сил ругаться и сопротивляться. Поэтому мое ослабленное, безвольное тело легко оказывается в мощных мужских руках.

– Ну, тише, не время расклеиваться, - нашептывает Костя мне в макушку, пока я прижимаюсь щекой к его груди, вслушиваясь в хаотичное биение сердца. - Еще повоюем, - он гладит меня по спине, усмиряя, как дикую кошку.

- Друг с другом? – парирую я, сдавленно фыркнув, и запрокидываю голову, чтобы видеть его лицо. Чуть сгорбившись, он наклоняется так, что мы соприкасаемся лбами.

- В том числе, - ведет носом по моему, скользит к скуле. Невесомо целует. – Я думал, чокнусь, когда ты в зал суда ворвалась, фурия. Не поверишь, но на твоем грозном личике читался весь не озвученный тобой отборный мат, - смеясь, обдает пламенным дыханием висок, прижимается к нему губами.

- М-м-м, но я держалась, - мычу в свое оправдание и цепляюсь онемевшими руками за массивные плечи, как за спасательный круг. Открываюсь навстречу поцелуям, порывистым, но нежным. Хочу утонуть в них.

Костя совершенно не умеет извиняться словами, поэтому делает это ласками. Обману, если скажу, что мне не нравится такой способ примирения. Растворяюсь в нем, отпуская обиды.

- Я видел. Ты умница, - опаляет мое ушко, раздувая волнистые рыжие пряди. Невольно вздрагиваю, сильнее врезаясь пальцами в его железные мышцы. – Однако было чертовки сложно. Мало того, что ты взглядом сжигала меня, как святая инквизиция ведьм, так еще этот урод подбрасывал дровишек в костер, - впивается губами в шею, оставляет след на коже, будто наказывает меня за Женю. - Я готов был убить его прямо там. Меня останавливал только срок за уголовку. Долго сидеть пришлось бы. Я не мог оставить своих девочек.

Последняя фраза заставляет меня крепче обнять его, хотя я и понимаю, что адресована она исключительно лапочкам. Однако в ней столько нежности и любви, что я не узнаю прежнего Воскресенского. Плавлюсь вместе с ним, на миг представляя себя полноценным членом их семьи.

Забывшись, подаюсь вперед и послушно распахиваю губы, стоит лишь Косте подцепить пальцами и приподнять мой подбородок. Охотно принимаю обрушившийся на меня поцелуй. Отчаянный и жадный. Будто последний перед концом света. Но пока мы не устроили друг другу очередной апокалипсис, я наслаждаюсь каждой секундой тепла и тягучей страсти.

Разум, как всегда, включается не вовремя. Что-то