Тем временем война уже началась, и новостные каналы сообщали о первых боевых столкновениях и первых жертвах.

Стороны отчаянно врали о потерях, занижая свои и преумножая понесенный противником урон, но если отфильтровать всю пропагандистскую чушь, то речь пока шла о нескольких кораблях и сотнях жизней с обеих сторон. Сколько пройдет времени, прежде чем к этим цифрам придется пририсовывать нули?

Визерс утверждает, что время еще есть. Правда, он не уточняет, на что он собирается это время потратить. Да и сможет ли что-то изменить всего один человек?

Граф Толстой утверждал, что от одной личности, сколь бы талантливой и выдающейся она ни была, в исторических масштабах ничего не зависит. Историю вершат народные массы.

Могло ли убийство Ленина до семнадцатого года предотвратить Октябрьскую революцию? Могла ли смерть Гитлера предотвратить создание Третьего рейха?

Наверное, я дурак. Но я не верю, что один человек может загипнотизировать всю страну. В частности, я не верю, что Сталин, сидя в Кремле, мог единолично запугать всю Россию и учинить террор тридцать седьмого года. Я не верю, что Гитлер в одиночку сумел сплотить находившуюся в депрессии после поражения в Первой мировой войне Германию и создать из нее столь мощную военную машину, перед которой пала почти вся Европа. Я не верю, что один только Ленин мог поднять рабочих и крестьян на вооруженное восстание.

Мне кажется, что определенные идеи просто витают в воздухе и ждут определенного момента, чтобы быть озвученными. И если бы не было Ленина, Гитлера и Сталина, если бы не было Македонского и Наполеона, Чингисхана и Тамерлана, то был бы кто-нибудь другой.

Так и сейчас.

Война неизбежна, и совсем неважно, кто и как ее начал. Это может быть важно для нас, конкретных людей, живущим в конкретных условиях, но для исторического процесса это не имеет значения.

История человечества — это история войн, которые оно вело. Так уж получилось с самого начала.

Помним ли мы имена философов и поэтов, строителей и музыкантов, живших во времена Агамемнона? Зато имена участников Троянской войны знают практически все.

Назовите мне имя хотя бы одного невоина, жившего во времена Александра Невского.

Что вы знаете о ранней истории той же Америки, кроме истребления индейцев, Войны за независимость и Войны Севера и Юга? Расскажите мне, чем Александр Македонский занимался до начала своего великого похода? Кто руководил Германией до Гитлера? Как звали предпоследнего российского царя? А как звали того царя, который отменил крепостное право и освободил крестьян? Что вы знаете о Древнем Риме кроме гладиаторских боев и восстания Спартака?

Специалисты знают. Эрудиты знают. Я знаю, потому что учился в школе, читал разные книги и ничего не могу забыть.

А что народные массы?

Народные массы двадцать первого века знали о гладиаторских боях из фильма с участием Рассела Кроу. Они не узнали бы ничего о Жанне дАрк, если бы не кино Люка Бессона, они узнали о десятилетней осаде великого города после просмотра «Трои», и кто-то даже искренне верит, что Ахилл был похож на Брэдда Питта.

Не удивлюсь, если следующее после меня поколение уже не понимало, что это не исторические фильмы, а всего лишь костюмированные легенды в постановке Голливуда.

Не удивлюсь, если Гектор, убивающий Менелая в первый день осады, стал для них историей.

Нынешние-то о Гомере вообще не слышали.

В мои времена мало кто снимал фильмы о поэтах, если те не были бабниками или гомосексуалистами. Боевик — самый популярный из всех жанров.

Сейчас дела обстоят не лучше. Человеческая природа почти не изменилась за полтора тысячелетия.

Имена диктаторов и полководцев все знают наизусть. Имена гуманистов остаются в забвении.

Теперь другие войны и другие герои. Вместо меча бластер, вместо панциря силовой доспех. Раньше можно было уничтожить целый город, теперь можно уничтожить целую планету.

Но вопрос «Мы или они?» остался тем же. «Быть или не быть?» — это философская фигня и пустые умствования по сравнению с ним. Гамлетовские стенания хороши в мирное время.

На войне все проще.

Мы или они. Любой ценой.

Живущий на мертвой планете старина Кридон многое мог бы рассказать о цене, которую иногда приходится платить за победу.

— Прошло уж двенадцать дней.

— Спасибо, у меня есть календарь.

— Криокамера жрет прорву энергии. Аккумуляторы на издыхании, пришлось подключиться к местной энергетической сети. Наземные службы уже начинают задавать вопросы о включенных потребителях на борту.

— И что ты им ответил?

— Наговорил чуши о текущем ремонте.

— Поверили?

— Едва ли. Учитывая, сколько времени мы проводим на борту.

— Значит, надо проводить на борту больше времени.

— Через неделю это станет неактуально, так как у нас не будет денег, чтобы оплатить следующие десять дней аренды.

— Я думал, нам хватит еще на десять дней.

— Я тоже так думал, пока не увидел счета за энергию. Или мне активировать реактор, для того чтобы обеспечить питание криокамеры?

— Разве стояночные правила этого не запрещают?

— Запрещают.

— Что с фрахтом?

— Поступило всего два предложения, я оба отклонил. Первое невыгодно, второе требует слишком много времени. Тоннаж «Ястреба» не пользуется здесь большим спросом. На нашем корабле только космических туристов катать.

— Я бы комических туристов покатал.

— Сейчас не самое удачное время для туризма.

— По-твоему, было бы лучше, если бы барон Хэммонд предоставил нам вместо «Ястреба» какую-нибудь баржу?

— Если бы в тот момент я знал, для чего нам понадобится корабль, то всерьез рассмотрел бы такой вариант. Кстати, сегодня поступило третье предложение о фрахте.

— И?..

— Клиент хочет встретиться и изложить суть дела с глазу на глаз. Так что, скорее всего, речь идет о чем-то незаконном.

— Значит, он готов хорошо заплатить.

— Тебе мало проблем? Хочешь еще одну? Да, Алекс?

— Я бы все-таки его послушал.

— Завтра в полдень в припортовом баре.

— В котором?

— В «Выхлопе». Я подумал, что послушать его в любом случае не помешает, и назначил встречу.

— Пойдем вместе?

— Сходи один, мне надо изобразить активную деятельность на борту. Выслушай суть дела, уточни сумму вознаграждения, но ни на что не соглашайся, пока не посоветуешься со мной.

— Так, может быть, нам все-таки пойти на встречу обоим?