– На чем? – уточнил Гущин.

– Что они тоже Шубниковы и Бахметьевы. Короли в изгнании. Его мать фанатично в это верила. Она работала в музее, все доказательства искала того, что ее мать, бабка Андрея – дочь Аглаи и Игоря Бахметьева. Мол, из-за этого она и сестру убила свою перед свадьбой, чтобы та не стала его законной женой. Я не знаю, нашла ли она какое-то подтверждение в музее – вряд ли. Но Андрею она с малых лет забивала всей этой историей голову. И всегда показывала браслет в доказательство.

– Тот самый, из ломбарда?

– Да, тот самый. Золотой, с плетением и фиолетовыми камнями. Говорила Андрею – это вещь твоей прабабки Аглаи Шубниковой, а ты ее правнук. И бабка это утверждала, только она уже старая была, в маразме полном. Безумная и злая. Андрей вырос на этом. Мы, когда еще в школе учились, приходили к фабрике, и он говорил мне: это все могло быть моим. Только станки, пряжа и бумазея меня не интересуют. Есть вещи поважнее, и надо их заполучить.

– Какие вещи?

– Сила. «В чем сила, брат?» – Ульяна нервно засмеялась. – Магия. Как в Гарри Поттере. Мы про него и не слышали тогда еще. У нас тут своя магия, местного разлива. Про часы. Нам было по тринадцать лет. Я думала, это у него с возрастом пройдет. Но не прошло. Лишь приняло иные формы.

– Вы подтверждаете, что Казанский состоял в отношениях с Аглаей Добролюбовой?

– Подтверждаю. Я видела их вместе. И домой он к ней часто ездил. Она ошалела от него, как мартовская кошка, понимаете? Ошалела от его внимания к себе, от его настойчивости, обаяния, от его члена! Что я могла поделать – ей девятнадцать, мне за тридцать. Неравный бой. Она преследовала его. Она влюбилась в него, эта примитивная, малообразованная дура. Сколько раз я видела: она сидит вечером на скамейке напротив администрации, в скверике. Дождь льет, снег идет, а она сидит. Ждет его. Чтобы возвращаться вечером вместе. Он тоже был словно околдован ею. Он ее воспринимал не только как молодую любовницу, а как ее… Понимаете? Новое воплощение. Это было как наваждение. Как психоз. Я всегда знала, что это плохо закончится. И это закончилось петлей.

– Казанский упоминал о каких-то оккультных ритуалах?

– Нет. Со мной он на такие темы не говорил. Он умный парень. Понимает, как это смешно звучит.

– Вы подозревали Казанского в убийстве Аглаи? – спросила Катя.

– Я подозревала, что все плохо закончится, – упрямо повторила Ульяна. – Мы же спали с ним. Что вы хотите от меня услышать еще? Он после ее смерти был просто убит. Раздавлен. Но мне он говорил, что это судья.

– Репликантов?

– Окорок наш. Андрей даже попросил меня раздобыть сведения о его точном диагнозе. И я через коллег… я сделала это, даже отксерила ему кое-что из медицинской карты.

– Он не говорил вам, зачем это ему?

– Нет. Они враги с судьей. И вражда эта… Это скорее соперничество, я так для себя определяю.

– Соперничество за что?

– За то самое, о чем в детстве речь шла, когда мы верили в чудеса. За силу.

– Силу заставить служить себе исполнителя желаний? – спросила Катя.

– Я же сказала вам: на Андрея порой накатывает. Внешне этого не видно. Но меня не обманешь. Я его знаю изнутри.

– Казанский имел контакты с фотографом Ниловым? – спросил Гущин.

– Об этом я ничего не знаю.

– Где он был в ночь убийства? Только не надо говорить нам, что он был с вами в постели.

– А он не был. Он не приехал, хотя обещал. – Ульяна смотрела на них с вызовом, опускаясь все ниже на дно предательства недавнего любовника. – Видите, я его не покрываю и не выгораживаю. И алиби ему не создаю. Он даже не позвонил мне. Он явился днем позднее, точнее, вечером. Но ничего не стал объяснять. Лежал как бревно. И ему опять приснился тот сон про оранжерею и французские песенки. Он не признался, но меня и в этом не обманешь.

– А где вы сами были в ночь убийства фотографа? – спросила Катя.

– Дома. Я ночую только дома.

– А в ночь убийства Аглаи?

– Дома! – Ульяна повысила голос. – У меня мать тогда еще была жива, она бы это подтвердила.

– В день, когда был убит Макар Беккер, вы находились до обеда на работе, – подал голос капитан Первоцветов. – Я это сам проверил через ваших коллег в роддоме. Но после трех часов вы отпросились якобы к дантисту по записи. В какую зубную клинику вы были записаны на тот вечер?

– Ни в какую. Это просто предлог. Я хотела… Ну, там у меня выпало время свободное – ничего срочного и экстраординарного. Я хотела съездить в торговый центр на МКАД, походить по магазинам, кое-что прикупить. Я ждала, что Андрей, как обычно, пришлет за мной машину.

– И что?

– Он не прислал. И снова не позвонил даже. И на мои звонки не отвечал. Потом, уже вечером, позвонил, сказал, что был занят с какой-то бумажной волокитой. А затем стало не до того – часы на башне пошли, и в городе начался хаос – все узнали о новом убийстве на башне.

– Вернемся к браслету. Почему вы согласились пойти и попытаться выкупить его? – спросил Гущин.

– Потому что я… я Андрея люблю… то есть любила и… Знаете, парню, с которым спишь и от которого так боишься и одновременно так мечтаешь залететь, трудно отказать, даже если… если он обманщик, если он изменяет… если есть какие-то сомнения, подозрения на его счет. Этот чертов браслет его матери и бабки, браслет Аглаи – он же должен был подарить его мне. А подарил этой потаскушке, этому ничтожеству… После убийств ведь заметают следы, да? – она помолчала. – Он после ее смерти ринулся туда, к ним домой, наверное, хотел забрать браслет. Но Марго, она же на бутылку себе собирает, у нее никаких моральных ограничений, только водка на уме. Она браслет уже пристроила в ломбард. И он, Андрей, наверное, испугался, что все откроется, что их связь выплывет. Что его станут подозревать. Он так просил меня пойти и выкупить браслет. Так просил! И я согласилась. Я подумала: он потом отдаст его мне. Ну, что-то вроде замены обручального кольца. Но мне этот чертов браслет в ломбарде не продали. Он же оказался фальшивый.

– За что вы задержали ее? Отпустите ее немедленно! Это полицейский произвол! Я сейчас же позвоню адвокату, он приедет и вытащит ее отсюда!

Андрей Казанский повышал голос, почти кричал. Катя отметила: он заступается за Ульяну Антипову так яростно, что у него вздувается жила на лбу. Заступается за ту, которая столь легко и быстро предала его, вполне в духе всеобщего нынешнего мейнстрима.

Они были в кабинете вчетвером – Казанский и они все, кроме Анфисы. Она не могла присутствовать на допросе фактического главы администрации города.

– Доктор Антипова час как ушла домой, – успокоил его Гущин. – Она показания на вас дала, Андрей Игоревич. Не захотела ничего скрывать от органов следствия о том, что ей известно.