Она вспоминала, как это было. Их тени на стене в свете лампы. Его синие глаза, в которых она тонула, потому что он тонул в ее темных глазах. Их тела, которые были словно созданы друг для друга и сами знали, что лучше, как надо…

Волна поцелуев – он не мог сдержаться… Вот следы его губ на коже… Ее стоны, ее лепет… Его страстный бред, на который способны только такие безбашенные парни и который она помнила дословно, и даже сейчас ее щеки пылали. Ее руки, скользившие по его коже, ласкающие его плечи, его бедра, живот, касающиеся мускулов, изгибов, шрамов, что еще не зарубцевались, шрамов, которые она целовала тысячу раз в ночи. Молоко и мед, вкус такой плотский, бесконечно земной… терпкий…

И как он приподнялся на руках, прижимая ее бедрами все сильнее к постели, и его рука сжала ее кисть, а затем он открыл ладонь, на которой было обручальное кольцо. Откуда взял? Он ведь был голый и глубоко в ней. Не отпуская ее ни на миг, продолжая сладко трудиться, ведя ее за собой все выше, выше к тайной вершине, откуда открывается вид на райские долины, полные нежного обжигающего огня, он медленно надел ей обручальное кольцо на палец. А потом они взмыли с вершины к синим молниям, что вспыхивали среди ночных звезд. Сплелись в объятии, перевернулись, и он, опершись спиной о подушки изголовья постели, не отпуская ее, протянул ей свою руку. И она надела ему обручальное кольцо. Может, не так медленно и плавно, как он, потому что она уже не могла сдержать криков, что рвались из груди, когда они снова кончили вместе, уже обрученные.

Анфиса переживала этот миг снова и снова. Горячая волна радости подхватывала ее и уносила туда, где сверкали эти синие молнии. Он лежал рядом. И она поражалась красоте его тела. Почти античная красота…

Все же фотограф в ней был силен и даже в этот миг пытался взять верх…

Ей хотелось его сфотографировать, потому что от красоты, мощи и счастья у нее захватывало дух.

Она даже ворохнулась в постели, пытаясь выскользнуть на секунду, чтобы отыскать фотокамеру в хаосе разбросанной одежды, который начинался от самой входной двери.

Но тут он открыл глаза. И улыбнулся ей так, как никому и никогда не улыбался – только ей одной в целом мире. Приподнялся, потянулся к ней. И вот они уже снова безумно целовались.

А потом опять взлетели.

Не нужно никаких крыльев из перьев и воска, чтобы летать вот так наяву. Есть более сладкие способы полета.

Башня с часами осталась где-то далеко, далеко, далеко внизу. Маленькая и ничтожная, лишенная былой силы.

Они оставили у ее подножия все, что разделяло, все, что плодило гнев, отчаяние, печаль и боль.

И туда, в это место, с силой ударила синяя молния.

Можно строить даже на пепелище…

Только надо любить и желать.