Вот уже несколько месяцев они жили будто под дамокловым мечом: Германия собиралась произвести обмен денежных знаков, чтобы сдержать инфляцию, связанную с дефицитом необходимых товаров, и покончить с черным рынком. Было бы глупо продавать сейчас украшения, чтобы получить старые рейхсмарки, которые совсем скоро обесценятся. Немецкие жители трех оккупационных зон в тревоге затаили дыхание.

— Ты готова? — позвал Андреас из-за двери. — Нам не следует опаздывать.

— Я одета, ты можешь войти, — ответила она, поправляя в последний раз свою одежду.

Она так сильно похудела, что ей пришлось дважды ушивать платье в талии. Кожа ее стала прозрачной, а яркость глаз подчеркивали синие круги под ними.

Ее брат появился в дверном проеме. Он внимательно и серьезно осмотрел ее с ног до головы, задержался на лице, пытаясь разглядеть малейший признак усталости. Ханна нахмурила брови. Она ненавидела, когда Андреас смотрел на нее, словно она собиралась вот-вот упасть в обморок. Да, она была очень больна. Да, она чуть не умерла, но сейчас-то с ней все в порядке!

Несколько месяцев назад она часто плакала, страдая из-за его отсутствия, обвиняла его в том, что он бросил ее, Лили и Инге на произвол судьбы, и даже не интересовался, как идут у них дела; но сейчас его слишком назойливая забота раздражала ее. Порой ей казалось, что брат старается таким образом заслужить ее прощение.

— Ну как, достойно я выгляжу, чтобы войти в церковь с тобой под руку? — пошутила она, покружившись перед ним.

— Ты восхитительна, — серьезно ответил он.

— Мне не хватает только шляпки, но здесь невозможно найти то, что мне нравится, поэтому я выбрала цветы.

Она повернулась, чтобы он увидел ее светлые косы, в которые были вплетены полевые цветы, в тон ее голубого платья.

— Ты будешь самой красивой, Ханна.

— Не говори глупости! В день свадьбы самой красивой может быть только невеста. Даже уродливая девушка словно светится изнутри. Кажется, это называют любовью, — насмешливо произнесла она, проходя перед ним.

— Любовь… Да, конечно.

На улице она взяла его под руку, и они медленно направились в сторону церкви. Ханну убедили в том, что ей следует отдыхать до последней минуты, чтобы у нее хватило сил на свадебное застолье. Маленькая Инге была одной из подружек невесты, и Андреас попросил соседку присмотреть за ней, поскольку ребенок не мог усидеть на месте.

Возле бараков сушилось на солнце белье, а на прямых, как стрела, грядках зеленые ростки обещали хороший урожай. Из открытых дверей доносился стук молотка и гул двигателей. Молодая женщина, сидя на траве, перебирала прозрачные пуговицы, которые скользили между ее пальцами.

Стояло теплое июньское утро, и Ханна подставила лицо приятному легкому ветерку. С момента выхода из больницы ей казалось, что мир стал намного четче, будто кто-то кисточкой навел контуры. У нее остались смутные воспоминания о неделях болезни. Боли были настолько сильными, что большую часть времени она ощущала себя словно в тумане.

Она уже смирилась с постоянной болью, которая билась в ее венах, научилась жить рядом с этой коварной, но ставшей близкой подругой. Да и что она видела за эти последние несколько лет? Страх, тревога и боль не оставляли в покое ее тело и душу. Мстительные боги удерживали ее в земном аду, и ей даже не хватило смелости оттуда сбежать.

Когда она в первый раз увидела хирурга, он напомнил ей грифа. Призрачное лицо, лысый череп, узкое худое тело и сутулые плечи. Бывший военный врач только что получил разрешение работать по профессии, после того как его ответы на сотню вопросов удовлетворили Комиссию по денацификации[76]. Его жена и дочь погибли во время одной из бомбардировок Дрездена.

Однажды вечером Ханна открыла глаза и обнаружила его сидящим на стуле у изголовья ее кровати. Его тонкие, удлиненные кисти лежали на коленях ладонями вверх. «Я могу избавить вас от физической боли, фрейлейн Вольф, но с другой болью под силу справиться только вам». Он ушел, не дав ей ответить. Его замечание показалось Ханне неуместным, почти оскорбительным, и ей захотелось подняться с кровати и сказать ему, что она не нуждается в нравоучениях. В тот вечер к ней вновь вернулась способность ощущать гнев.

Она украдкой взглянула на брата. Его костюм был потерт на плечах и локтях, но он вставил в петлицу цветок, что придавало ему вид английского джентльмена. У него был озабоченный вид, но она уже плохо помнила то время, когда его лицо было более радостным.

— Ты сегодня неразговорчив, — сказала она.

— А, это Вилфред виноват. Он так нервничал вчера, что не давал мне спать до трех часов ночи.

— Надеюсь, что Лили не совершает ошибку, выходя за него замуж. Мне кажется, что она заключила с Богом соглашение, пообещав ему все что угодно, лишь бы я выкарабкалась после операции. Большинство из своих обещаний она, конечно же, не сдержит, но от решения выйти за Вилфреда не отступится.

Андреас вспомнил, как они с молодым солдатом шли через болота и ржаные поля сутки напролет, как дрожали от холода в лесу, а их желудки были такими пустыми, что, казалось, их изнутри раздирает дикий зверь. Перед глазами возник Вилфред, вытянувшийся рядом с ним, с лицом, черным от грязи, похожий на бесформенную груду зловонных тряпок. И его доверчивый, полный надежды взгляд, который так раздражал Андреаса. Однако то, что он принимал в Вилфреде Хорсте за наивность, на поверку оказалось одной из граней мужества.

— Этот парень честен и порядочен. Разве не это самое главное?

— Ему удается ее развеселить, и это немало. И потом, он ее любит. Ради нее он готов на все. Лили необходимо чувствовать себя любимой. Она так не уверена в себе, что просто не сможет без этого жить.

— Все мы нуждаемся в любви! — с усмешкой произнес Андреас.

Внезапно раздался пронзительный крик, и маленький силуэт в светлом платье метнулся к ним. Андреас почувствовал, как вздрогнула его сестра. Она отпустила его руку и застыла посреди дороги. На ее бледном заостренном лице появилось выражение усталой покорности.

Инге устремилась к Ханне, ее черные кудри развевались вокруг кукольного личика, подол нарядного платья хлопал по икрам. У него сжалось сердце при виде этой маленькой девочки, отчаянно бегущей под солнцем Баварии, словно воплощавшей вселенскую любовь к матери, которая была не способна ответить ей взаимностью.

Увидев, что Ханна шагнула назад, словно опасаясь, что дочь ее опрокинет, Андреас наклонился и подхватил ребенка на лету, поднял вверх и покружил. Малышка расхохоталась и уцепилась за его плечи.

— Какая ты красивая, Инге! — воскликнул он. — Настоящая принцесса…