…

До последнего времени англосаксонские страны счастливо избегали диктаторского правления. Почему? Ф. Рузвельт отвечал на этот вопрос в разгар Великой депрессии: «Мы — богатая страна. мы можем себе позволить заплатить за социальные гарантии и экономическое процветание, не жертвуя при этом своими свободами» [1237]. В начале XXI в. ситуация изменилась. Несмотря на то, что Америка стала единственным мировым лидером, в экономическом плане она находится в худших условиях, чем в 1930-е гг.

Многие американцы видят угрозу и предлагают свои пути ее решения:

Социалисты в лице, например, Р. Райха, демонстративно дистанцируясь от ультралевых и ультраправых и одновременно поклоняясь отцам либерализма в лице М. Фридмана, по сути, призывают к социализму, хотя прямо и не говорят об этом. Но предложения Р. Райха, изложенные в книге «Послешок» и включающие введение обратного подоходного налога, маргинального налога на богатых, бесплатного высшего образования и всеобщего медицинского страхования, увеличения доли общественных услуг и т. п., являются ничем иным, как повторением опыта социальных государств Европы [1238]. «Без возрождения духа социальной ответственности, — развивает идею Дж. Сакс, — осмысленное и устойчивое восстановление экономики невозможно… Процветание Америки в XXI в. требует государственного планирования, государственных инвестиций и четко сформулированных, долгосрочных политических целей, основанных на разделяемых обществом ценностях» [1239]. И сегодня в Америке подобные настроения весьма популярны, в результате «существует вероятность, что ко второй половине этого века США превратятся в настоящее социальное и социалистическое государство…», — полагает Д. Мойо [1240].

Однако социализм, помимо соответствующих экономических условий, предъявляет достаточно высокие моральные требования к своим членам, т. е. подчинения своих эгоистичных интересов, интересам общества. А в американском мире наблюдаются прямо противоположные тенденции: о «нравственном кризисе в западном обществе» пишет даже такой апологет неолиберализма, как Д. Лал [1241], и полевевший в последние годы Д. Сакс: «В основе экономического кризиса, переживаемого Америкой, лежит моральный кризис… Величайшей национальной иллюзией Америки можно считать убеждение, что здоровое общество можно организовать на основе целеустремленной погони за богатством. Свирепая, охватившая все общество погоня за богатством истощила американцев… Американское общество стало жестким, агрессивным, а элиты Уолл-стрит, нефтяные магнаты и ведущие политики в Вашингтоне проявляют самую высокую степень безответственности и эгоистичности» [1242].

В поисках истоков этого нравственного падения Г. Химмельфарб возвращается к «переоценке ценностей» Ф. Ницше, которая должна была стать финальной, завершающей революцией, революцией против античных и иудеохристианских добродетелей. «Смерть Бога» для него означала смерть нравственности и смерть истины — в первую очередь истинности любой морали. Отныне не будет добра и зла, добродетелей и пороков. Будут только «ценности». Так началась «деморализация» значительной части западного общества» [1243].

Поясняя, чем отличается общество, базирующееся на «ценностях», от того, которое основывалось на «морали», Г. Химмельфарб сравнивает современное «нововикторианское» американское общество с английским викторинской эпохи. Воплощением викторианских добродетелей XIX в. был английский джентльмен, поведение которого определял неписаный моральный кодекс, основанный на обычаях и традициях, включавший «цельность характера, честность, щедрость, смелость, милосердие, вежливость, уважение к другим» [1244]. «Нововикторианский» кодекс, напротив, «не укоренен в традиции и носит искусственный характер, он должен быть закреплен законодательно и соблюдаться в принудительном порядке» [1245].

Более резко и контрастно разделил эти два мира накануне Второй мировой войны (1939 г.) В. Шубарт: «О том, какие ужасные глубины кроются в английской душе, говорит история британских королей, более жестокая и полная убийств, чем многие другие. Наполеон, знавший своих противников, называл англичан совершенно дикой расой. Без той сдерживающей узды, которую накладывает на него дворянский образ мыслей, англичанин был бы невыносим. Стереть это с него — и пред нами предстанет чистый американец. Ярко выраженный американизм — это англосакство без джентльменского идеала, форма вырождения английской сущности, прометеевский мир, не смягченный готическими ценностями» [1246].

Неолиберализм отличается от классического либерализма так же, как «новое викторианство» от идеалистического викторианства XIX в., как американизм — от английского джентльменства. Истинный американизм наиболее ярко проявил себя с началом кризиса стагфляции, когда неприкрытое поощрение эгоизма в рейгановско-тэтчеровскую эпоху привело, по словам Д. Янкеловича, к утрате «традиционных ограничений эгоцентризма, которые классики либерализма, например, Юм и Смит, считали необходимыми для создания здорового общества, (их) больше не существует» [1247].

…

Деградация общества стала, по-видимому, одной из причин того, что за 20 лет либеральных реформ с 1990 по 2010 гг. количество заключенных в США выросло более чем в три раза — с 0,22 % до 0,74 %. Соединенные Штаты стали абсолютным мировым лидером по данному показателю, при населении 5 % общемирового в американских тюрьмах сидит четверть всех заключенных мира, «а каждый заключенный стоит государству столько, будто он учится в престижных университетах Лиги плюща» [1248]. Погрязший в долгах штат Калифорния ежегодно выделяет 50 тыс. долл. на содержание одного заключенного, что в семь раз превышает сумму, выделяемую на каждого школьника. Двадцать лет назад расходы на высшее образование в Калифорнии были в два раза выше, чем расходы на содержание в местах лишения свободы, сегодня ситуация диаметрально противоположная [1249].

Либертарианцы дают свой ответ на проблемы, угрожающие Америке. Главную их причину они находят в усилении корпоративизма . Меры борьбы с этим злом предлагаются в одной из статей в Project-Syndicate (2012 г.), под которой подписался и лауреат нобелевской премии по экономике Е. Фелпс. Авторы статьи считают, что «легитимность корпоративизма разрушается вместе с финансовым здоровьем правительства, полагающегося на него. Если политики не могут отменить корпоративизма, он похоронит себя сам в долгах и дефолтах, и капиталистическая система возродится из дискредитировавших себя обломков корпоративизма. Тогда «капитализм» вернет себе свой истинный смысл, а не тот, который приписывают ему корпоративисты, стремящиеся спрятаться за ним, и социалисты, стремящиеся очернить его» [1250].

Другими словами, Е. Фелпс и С. Аммоус предлагают ни много ни мало для возрождения духа капитализма уничтожить государство. Современные проблемы объясняются именно провалом попыток «сократить государство» при Р. Рейгане и М. Тэтчер, утверждает другой нобелевский лауреат и крестный отец неолиберализма М. Фридман. По его словам, этому помешало влияние «железного треугольника» — льготников, бюрократов и законодателей — сложившегося в предшествующие периоды [1251]. Наиболее ярко борьба с государством выразилась в «движении чаепития», главной идеей которого, отмечает Д. Сакс, является утверждение, что «индивиды знают, что для них лучше всего, и их надо оставить в покое, освободив от налогов, которых требуют с них государство, и от нравственных обязательств по отношению к другим людям» [1252]. Выразителями подобных крайне правых взглядов, по словам Д. Хэкера и П. Пирсона, стали экономические круги, поддерживающие Республиканскую партию, такие как: организация «Американцы за налоговую реформу» Г. Норквиста, влиятельные аналитические центры, типа Heritage Foundation, а также лоббистские организации на уровне штатов, например, Американский законодательный совет, финансируемый консервативными мультимиллиардерами Кохами [1253].