Однако к концу XIX в. свободных рынков почти не осталось. Примером может служить Африка, где в 1876 г. колонии занимали лишь 10-ю часть Черного континента, а к 1900 г. — уже девять десятых! Полностью была захвачена Полинезия, а в Азии делили последнее не прибранное к рукам [1207]. Обострение конкуренции потребовало снижения себестоимости и издержек, новых технологий, а значит, перехода к массовому производству, к конвейеру Форда, к крупным корпорациям. Там, где возможности технического и управленческого прогресса были ограничены, сохранение прибылей обеспечивало только установление монополий.

Последнее явление достигло такого масштаба, что уже в 1890 г. Американский Конгресс был вынужден принять Антитрестовский акт Шермана, по которому разделу на дочерние компании подверглись такие монстры, как Northern Securities, Standard Oil of New Jersey и т. п. Правда Акт имел ограниченное применение и затронул лишь небольшое количество монополий.

И в 1912 г. в послании Конгрессу президент У. Тафт выдвинет новую инициативу, направленную на стимулирование экономической экспансии, получившую название «дипломатии доллара» и знаменовавшую собой наступление эпохи неоколониализма. По словам президента, новая политика отличается тем, что предусматривает «замену пуль долларом. Это является попыткой, открыто преследующей цели расширения американской торговли …» [1208] Но ничего не помогало, европейские и азиатские империи уступать своих позиций не собирались.

Но вдруг произошло чудо — в Европе началась мировая война. «Потоки крови, пролитой в годы первой мировой войны , — отмечал У. Фостер, — создали благодатную почву для процветанияи роста промышленности США …» [1209] Первая мировая увеличила экспорт из США почти в 4 раза! [1210] «Чтобы понять, до какой степени война обогатила Соединенные Штаты, — писал Е. Тарле, — достаточно сказать, что от начала существования этого государства до начала войны 1914 г., т. е. за 125 лет, в общей сложности, перевес вывоза из Соединенных Штатов над ввозом… исчислялся в 9 с небольшим млрд долл., а тот же перевес за время с августа 1914 г. до ноября 1918 г. равняется 10,9 млрд долл. Значит, эти 4 года и 3 месяца войны с точки зрения торгового баланса выгоднее для Соединенных Штатов, чем в общей сложности все 125 лет (1788–1914) всей их предшествующей истории…» [1211]. Мультипликатор экспорта трансформировал доходы от него в невиданный рост американского промышленного производства и частной прибыли.

Помимо экспорта у США был и собственный источник экономического взрыва. На его природу указывают данные статистики: к концу войны население США составляло всего 6 % населения Земли, но оно производило 85 % автомобилей, почти 70 % всей нефти, больше половины чугуна и стали. И если, по словам Дж. Кейнса, «германская империя была… построена углем и железом» [1212], то американская — нефтью и автомобилем. Количество автомобилей в США с 1914 по 1920 г. увеличилось с 1,8 млн, до 9,2 млн шт., а к 1929 г. — до 23 млн шт. Американцы называют тот период «автомобильной революцией». Однако главную роль здесь сыграла нефть, которую американцы, в отличие от европейцев, имели в изобилии [1213].

На вопрос, что значила нефть для американской экономики, отвечал в 1933 г. министр внутренних дел и руководитель нефтяной администрации в правительстве Ф. Рузвельта — Г. Икерс «Нет сомнений в нашей абсолютной и полной зависимости от нефти, мы прошли из каменного века в бронзовый, железный, индустриальный, а теперь век нефти. Без нефти американская цивилизация в том виде, как мы ее знаем, не могла бы существовать » [1214] .

Первая мировая перевернула и финансовый мир. Эмигрировавший из революционной России великий князь Александр Михайлович в те дни писал: «В соединенных Штатах произошло одно коренное изменение… американские финансисты, занимавшие прежде деньги в лондоне, париже и в амстердаме, оказались сами в положении кредиторов » [1215] [1216] . Другой эмигрант — Вильгельм II добавлял: «Америка извлекла из (Первой) мировой войны значительные выгоды: она сосредоточила у себя почти 50 % всего мирового золотого запаса, и теперь уже не английский фунт, а американский доллар определяет валютный курс во всем мире…» [1217]

Последствия этого мирового финансового переворота еще до выступления США в войну в декабре 1916 г. предскажет один из богатейших промышленников России М. Рябушинский: «Американцы взяли наши деньги, опутали нас колоссальными долгами, несметно обогатились; расчетный центр перейдет из лондона в Нью-Йорк. У них нет науки, искусства, культуры в европейском смысле. Они купят у побежденных стран их национальные музеи, за громадный оклад сманят к себе художников, ученых, деловых людей и создадут себе то, чего им не хватало » [1218] .

Однако Первая мировая война закончилась, европейские страны быстро восстанавливали свою промышленность и латали свои империи. Перед Соединенными Штатами вновь встали те же проблемы жизни и смерти: спроса, т. е. рынков сбыта, особенно в новых стремительно растущих секторах экономики. Решение проблемы нашли General Motors и Dupont, которые в 1919 г. предложили покупать автомобили в рассрочку. Вместо банка они создали General Motors Acceptance Corporation (GMAC). За ними последовали другие производители потребительских товаров. В результате к 1929 г. более 75 % всех автомобилей и почти 50 % бытовой техники было продано в рассрочку. Общая сумма потребительского кредита к 1929 г. составила 7 млрд долл. При этом количество непогашенных потребительских кредитов с 1925 по 1929 гг. более чем удвоилось с 1,38 млрд до почти 3 млрд долл. [1219]

Федеральный резерв, помогая промышленникам, снижал ставки, активно накачивая экономику деньгами, и расширил кредит с 1921 по 1929 гг. почти на 60 %. Казалась бы, золотая жила найдена, и процветание будет бесконечным. Однако счастье оказалось недолгим, доступные рынки скоро насытились продукцией, что, как по учебнику, привело к «снижению доходности капитала». В поисках прибыли капитал бросился на фондовый рынок. В результате, если продукция реального сектора экономики выросла за 1920-е гг. примерно в 1,5 раза, то доходы финансистов и фондовых спекулянтов — в 3–4 раза. Финансовый сектор в полном соответствии с теорией вытеснял реальный.

Г. Форд отмечал наступление этих изменений уже в 1922 г.: «Посредством господства над кредитом банкиры практически властвуют в обществе… могущество банков за последние 15–20 лет — и особенно со времен войны — выросло неимоверно…», при этом «банкиры мыслят исключительно категориями денег. Для них предприятие выпускает не товар, а деньги… составить состояние при помощи финансовых махинаций намного легче, чем организацией и налаживанием эффективного производства… » [1220] Война, продолжал Г. Форд, «продемонстрировала все дефекты, присущие нашей финансовой системе, но нагляднее всего она продемонстрировала неустойчивость бизнеса, в основе которого лежат только деньги… существующая система придет в упадок сама собой, поскольку ей не на чем будет держаться » [1221].

Система рухнет в октябре 1929 г. с началом Великой депрессии. Никакие меры спасения экономики не помогали. Реформы Ф. Рузвельта лишь до времени удерживали Соединенные Штаты на краю пропасти. Возрождение американской экономики начнется только с приближением очередной мировой войны в Европе.