Для Н. Бердяева, который в имперской России не знал столь явного проявления национализма, его европейские черты выглядели ярче и устрашающе: «Наблюдая разные национальности Европы, я встречал симпатичных людей во всех странах. Но меня поражал, отталкивал и возмущал царивший повсюду в Европе национализм, склонность всех национальностей к самовозвеличению и придаванию себе центрального значения. Я слышал от венгров и эстонцев о великой и исключительной миссии Венгрии и Эстонии. Обратной стороной национального самовозвеличения и бахвальства была ненависть к другим национальностям, особенно к соседям. Состояние Европы было очень нездоровым. Версальский мир готовил новую катастрофу » [1195].

Ф. Папен и Ф. Тиссен остались недовольны той моделью государства, которую по их заказу создал Гитлер. «Гитлер обманул меня и всех людей доброй воли…, — восклицал Тиссен, — Гитлер обманул нас всех», «сильное государство, о котором я тогда мечтал, не имеет ничего общего с тоталитарным государством — или, скорее, с карикатурой на государство, созданной Гитлером…» [1196]. Однако Гитлер лишь доводил до логического конца идею корпоративного, олигархического государства. Об этом писал еще О. Шпенглер, когда предупреждал о грядущем цезаризме; Н. Бердяев, писавший о приближении нового средневековья: «Эпоху нашу я условно обозначаю как конец новой истории и начало нового средневековья » [1197]; В. Шубарт, рассуждавший о причинах наступившей деспотии. Нанимая Гитлера, Папен и Тиссен полагали, что фюрер «мерами христианской морали» обеспечит сохранение привилегированного положения германской олигархии, а это в условиях кризиса современного государства сделать невозможно: «Авторитарное государство становится ответом на бессилие политики перед экономикой » [1198].

В начале XXI в. Европа вновь оказалось на краю пропасти, одновременно выйдя на новый уровень человеческого развития, при котором она очевидно уже не может задействовать те силы, которые прежде спасали ее от самоуничтожения: в Средние века в роли спасителя выступало христианство, с наступлением капитализма — национализм. Однако европейская цивилизация ценой рек пролитой крови своей и чужой смогла пережить эти страшные болезни роста. Возвращение ее в мрак религиозного фанатизма, как и эгоистичного национализма, по-видимому, в наше время уже невозможно. В обоих случаях европейскую цивилизацию ожидают только различные варианты извращенной формы самоубийства. Главная проблема современной Европы в том, что у нее нет общей спасающей ее культуру идеи. Она становится беззащитной перед радикальными переменами завтрашнего дня. Это приводит многих исследователей к самым пессимистичным выводам, подобным тем, о которых пишет Б.А. Леви, говоря о нависшем над головами европейцев апокалипсисе: «Если за резким скачком государственных долгов, всеобщим кризисом доверия, спекуляцией, бешеными деньгами, растущей безответственностью деятелей Системы и т. д. скрывается этот радикальный слом, ни одной из этих мер не будет достаточно, ни один лидер не сможет изменить облик Европы и мира, ни одна реформа не предотвратит грядущую катастрофу » [1199].

«Америка, укажи путь!» — такова не высказываемая вслух идея, которой весьма и весьма часто руководствуются европейские политики при рассмотрении основных проблем будущего человечества.

Г. Мартин, Х. Шуманн [1200]

Сегодня Соединенные Штаты остаются главной движущей силой и символом либеральной идеи. Америка является «единственной страной, где классическая либеральная традиция сохраняет политическую актуальность», она, по словам Д. Лала, представляет собой высшее воплощение капитализма [1201]. Кредо господствующего либерализма изложил в постскриптуме к своей работе «Конституция свободы» один из его наиболее выдающихся апостолов Ф. Хайек: «В основе позиции классического либерализма лежит смелость и уверенность, готовность позволить переменам идти своим чередом, даже если мы не можем предугадать, к чему они приведут » [1202].

И это кредо либерализма на протяжении последних четырех веков действительно стало основой для невероятного прогресса и развития человечества. Во главе этого движения стояли англосаксонские страны, которые шли первыми в промышленности, экономике, демократии, науке, их не смогли поколебать даже суровые штормы ХХ века. Наоборот, они усилили их. Но времена изменились.

Для того, чтобы понять, почему — необходимо взглянуть в историю и обратиться к условиям, способствовавшим их процветанию:

Англосаксонский мир со времен промышленной революции развивался в тепличных условиях отсутствия реальной внешней угрозы. Кроме этого, он обладал практически неограниченными природными ресурсами США — собственными, а Великобритания — самой большой колониальной империи в истории человечества. Добавьте к этому крайне благоприятные географическо-климатические условия, и вы получите идеальные возможности для развития цивилизации. Казалось бы, для непрерывного процветания этих двух самых свободных, самых демократичных, самых предприимчивых стран мира нет никаких преград. Однако неожиданно к концу XIX в. их благополучие оказалось под смертельной угрозой:

Описывая возникшие перед Англией проблемы, легендарный Сесиль Родс в 1895 г. говорил: «Я посетил вчера одно собрание безработных. Когда я послушал там дикие речи, которые были сплошным криком: «Хлеба, хлеба!» — я , идя домой и размышляя об увиденном, убедился более чем прежде в важности империализма . мы должны завладеть новыми землями для помещения избытка населения, для приобретения новых областей сбыта товаров, производимых на фабриках и в рудниках. Империя есть вопрос желудка. Если вы не хотите гражданской войны, вы должны стать империалистами »… [1203].

Описывая проблемы, возникшие в то же самое время по другую сторону океана, американский экономист и журналист Ч. Конант в статье «Экономическая основа «империализма» в 1898 г. указывал: «Неукротимое стремление к экспансии, которое заставляет растущее дерево преодолевать любые преграды…, как будто вновь ожило и ищет новые возможности для приложения американского капитала и американской предприимчивости ». Империализм, утверждал Ч. Конант, является залогом того, чтобы «существующаяэкономическая система не оказалась потрясенной социальной революцией» [1204]. Сенатор А. Беверидж в том же 1898 г. предупреждал: «Будущие конфликты обязательно будут торговыми конфликтами — борьбой за рынки, торговой войной за существование » [1205].

В начале ХХ в. «американские профессора, писатели и ораторы на страницах серьезных журналов, с университетских кафедр и подмостков общественных собраний» уясняли народу, «что ни одно государство, как бы оно богато ни было, не может существовать исключительно своим богатствам… ему нужно получать питание извне . Этим питанием должна служить заграничная торговля, а образцовому разрешению питательного вопроса надо учиться у англичан… Внешние рынки — залог материального благополучия, внутреннего мира и высокого умственного развития » [1206].