Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я как раз собрала первые яблоки в корзину, когда желтые листья на дереве задрожали. Ветер задул с севера, и мягкие тона осени резко посуровели. Еще до наступления темноты из-за холма принесло яростный ураганный ветер, ливень и град, они обрушивались на сад волна за волной.
Когда ненастье наконец прекратилось, тонны яблок лежали на земле, помятые и побитые, деревья стояли голые, а слабый свет был водянистым, как бывает ранней зимой.
– Как жалко-то. Надо собрать яблоки с земли и отнести в амбар, пока не сгнили, – Мот присел под деревом, выбирая из кучи неповрежденные плоды и складывая в ведерко.
– Соберем что осталось. Что еще нам делать?
– Вдвоем? Нам в жизни с этим не справиться; их слишком много. Что-то мы можем собрать, но основной урожай пропадет. Вот же невезуха. – Мы оглядели изуродованный сад. Нам ни за что не успеть собрать все яблоки до того, как они начнут гнить, но кто нас выручит? Просить о помощи было некого.
///////
Перед домом парковались машины, полные людей из Полруана. Сара, вооруженная пакетами бутербродов, бутылками вина, перчатками и ведерками. Еще какие-то люди, которых мы видели мельком или вообще никогда не видели, бодрые мужчины и женщины, одетые в сапоги и шапки. Из последней машины вышли Джилл и Саймон, счастливые, смеющиеся. Они были парой и не скрывали этого.
– Джилл, я думала, ты вернулась в Лондон.
– Нет, я осталась, пробуду здесь до Рождества, если, конечно, Саймон раньше не выгонит.
– Уж не выгоню; ты всегда знала, что можешь здесь остаться. Ты уезжала, потому что сама так хотела.
Доверие – вещь неуловимая, но если дать ему шанс, оно начнет расти и расцветет. Они отправились в яблоневый сад. Все это было так же необъяснимо и неизбежно, как появление армерии в исландском пепле. За несколько дней чердак амбара для сидра наполнился мешками яблок, и в бочки потек свежевыжатый сок.
///////
Полусвет ноябрьского утра озарил горизонт, полоска нежнейшего розового отразилась в облаках, омыв цветом нижнюю кромку их нависающей голубой громады. Сквозь крошечные щели в облаках проглядывало бледное небо, намекая на ясный день и неведомые возможности – близкие, но недосягаемые. С ближайшего поля поднялся туман, растворившись в слабом свете солнца, и мы увидели снующие в траве коричневые фигурки. Мы смотрели, как они то собираются в кучки, то снова бросаются в стороны.
– Поверить не могу, что они здесь.
– Я не думала, что они вообще когда-нибудь вернутся, но прошел всего-то год с небольшим, и вот они. – Я прищурилась в бинокль, чтобы получше разглядеть поле. Кроншнепы вернулись. Высокие коричневые птицы с узнаваемыми загнутыми клювами копошились в траве в поисках насекомых и жучков. Они-то знают, где искать еду. Исчезающий вид, редкий и хрупкий, кормился в поле, которое еще совсем недавно было совершенно мертвым, не считая одиноких дождевых червей. Мы, зачарованные, любовались птицами, пока солнце не выжгло из неба утренние краски и кроншнепы не вернулись к ручью.
Мот сложил бинокль и убрал в чехол, руки его двигались плавно и послушно. Мы отправились в сад и уселись на привычное место на дереве, в котором жили древоточцы. Свежий сок, вытекший из отверстий летом, застыл жесткими каплями смолы. Может быть, то насекомое, что жило в стволе, преобразилось и улетело, а может быть, и дальше пряталось и росло в нем, и так будет продолжаться годами. Время покажет, но только если мы окажемся тут в правильный день и в правильный момент.
– Поехали на берег? Мне сегодня хочется быть на тропе, слышать море.
Нам всегда будет необходимо возвращаться на тропу, как бы далеко от нее мы ни уехали, вдыхать запах соли и раскрывать руки навстречу ветру, стоя на вершине скалы. Мы прошли по знакомому мысу к той полянке среди кустов дрока, где всего несколько коротких лет назад ставили палатку, – у нас не было ни дома, ни денег, ни еды, но здесь, на краю земли, нам каким-то чудом не было страшно. Мы сидели на полянке, окруженные кустарником, на голом пятачке каменистой земли, море сливалось с серым горизонтом – всё те же люди, которые когда-то дрожали от холода в палатке на этом самом берегу, сменился только пейзаж вокруг. Холодный ветер гнал соленый зимний воздух с моря и выдувал из головы остатки сомнений. Ни лекарства, ни врачи не помогут Моту, он в них больше не нуждается. Его тело нашло способ обойти болезнь и продолжать жить – благодаря тому, что он стал жить так, как было предназначено природой. Когда люди перестали грубо вмешиваться в жизнь земли, птицы и звери смогли вернуться на ферму, и точно так же Мот остался в живых, вернувшись к более естественному образу жизни. Жизнь поменялась и приняла новые формы – не при помощи человека, а, наоборот, без него. Зимний ветер нес к суше серую завесу дождя – мы видели, как с горизонта надвигается буря. Не нужно «быть аккуратней на лестнице – важно бежать по ней, бежать как можно быстрее и не бояться того, что „часики тикают“ или „время проходит“». Ничего нельзя измерять временем – только переменами, а перемены всегда нам подвластны, остается лишь сделать выбор.
Я закрыла глаза и отдалась звукам, позволила себе услышать голос. Спокойный и приглушенный, он звучал в ветре, свистевшем между камней, в прозрачном дожде, падавшем сквозь солнечные лучи. Он слышался в крике чайки над морем, отражался от скал, где-то на зыбкой грани между водой и воздухом. В шорохе листьев, когда я раскачивалась на ветках ивы или пряталась в темном лесу. Он был всегда, шептал вместе с водяными землеройками в канаве, пел с оленями на склоне горы, ревел с тюленями, перекликавшимися за туманными мысами. Голос, который начинается там, где заканчивается наука…
///////
…голос, означающий больше,
чем связь или причастность.
Гудение частиц, вибрирующих
в такт энергии жизни.
Голос
бьющейся
пульсирующей
дикой тишины земли.
Голос дома.
///////
…a sound beyond connection, or belonging.
The