— О нет, он был испуган.

— Испуган? — Слово звучало странно по отношению к графу.

— Вы нарисовали портрет насмерть перепуганного человека. Ваш отец думает, что Верити сторонится его, потому что знает о нем нечто весьма компрометирующее.

— Я сказала ему, что она осуждает его за обращение со мной.

— И он поверил?

Честити пожала плечами.

— А если бы поверил, принял бы это в расчет?

Она вынуждена была отрицательно покачать головой.

— Здесь есть какая-то связь со смертью сэра Уильяма. Возможно, даже самая прямая.

— Не думаю. Сэр Уильям умер от удара, и притом уже после истории между мной и Генри.

— И все же эти два события могут иметь нечто общее. Какое отношение имел сэр Уильям к вашему отцу до сватовства к Верити?

— Никакого. Они даже не были знакомы.

— Подумайте хорошенько! — приказал Родгар.

— Тут и думать нечего! — отрезала Честити столь же резко. — Какие отношения могут быть между человеком вроде моего отца и мелким сквайром, ничтожеством с деньгами, но без титула?

— Так сэр Уильям был богат?

— По сравнению с отцом скорее беден, но он был много богаче людей своего круга. По словам Форта, он составил состояние в бытность свою в комитете по розыску сторонников якобитского движения, в сорок пятом. Утаивал улики и вымогал за это деньги. Гнусный человек!

— Но когда этот гнусный человек посватался к Верити, то получил согласие на брак, — задумчиво заметил маркиз. — Без сомнения, он шантажировал вашего отца. Интересно, чем?

— Чем можно шантажировать Уолгрейва Непогрешимого? Он не терпит азартных игр, не пьет и избегает женщин.

— Но не политики. Измена существующему строю — наилучшая причина для шантажа.

— Что?! — Честити похолодела.

— Чтобы спасти свою шкуру, можно пожертвовать и дочерьми.

— Измена? Никогда!

Родгар вскочил и начал расхаживать взад-вперед по гостиной. Его походка при этом удивительно напоминала крадущийся шаг хищника.

— Измена… измена… — повторил он. — Думаю, это прямое попадание. Самый непогрешимый человек имеет ахиллесову пяту, и у графа Уолгрейва это — его политические амбиции, его непомерное честолюбие. Допустим, в сорок пятом он совершил просчет.

— Отец всегда утверждал, что ненавидит якобитов!

— Мало ли кто что утверждает. С одной стороны, граф приятельствовал с принцем Фредериком, с другой — когда якобиты подошли к самому Лондону и королевское семейство собиралось покинуть город, трон в самом деле шатался. Кое-кто предпочитал иметь лазейку и там, и тут. Мы все помним, что случилось после возвращения Стюартов на трон в 1660-м, когда Карл II вознаградил своих сторонников и расправился с предателями. Если ваш отец имел контакты с якобитами, то втайне.

Девушка молчала, онемев от потрясения.

— А когда все кончилось и наступила пора расследований контактов с якобитами, — продолжал Родгар, смакуя каждое слово, — то в чьи-то руки могли попасть улики, изобличавшие графа Уолгрейва Непогрешимого как их сторонника. Допустим, это были руки Уильяма Вернема. Допустим также, что тот так скрыл эти улики, что смерть его ничего не дала бы графу. Возможно, сэр Уильям наслаждался безнаказанностью, дразня прикованного льва, и то, что он во власти подобного создания, повредило рассудок вашего отца. Он даже вынужден был породниться с ничтожеством, которое презирал и ненавидел!

Последнюю фразу маркиз почти выплюнул, явно сочувствуя графу.

— Ну, хорошо, — сказала Честити, обретя наконец голос, — а при чем тут я? Почему отец был так жесток ко мне?

— Потому что Генри был братом сэра Уильяма, и ему тоже причитался добрый кусок пирога. Граф пляшет под дудку Вернемов и по сей день. Сэр Уильям и после смерти держит его в руках.

— То есть?

— Улики так и не были найдены, иначе зачем бы вашему отцу лезть вон из кожи? Где они могут быть? — Родгар уставился в пространство. — Судя по всему, он не знает, откуда ждать удара.

— Почему не со стороны Генри?

— Будь улики в руках Генри, он не гонялся бы за племянником, а обратился бы прямо к главному источнику обогащения.

— Возможно, он и пытается…

Маркиз круто повернулся к девушке.

— Что, если Генри гоняется совсем не за ребенком, а за матерью, потому что уверен: Верити знает, где улики. Разумеется, она и понятия об этом… — Честити умолкла, перевела дух и воскликнула:

— Милорд! У Верити имеется какой-то запечатанный документ. Сэр Уильям взял с нее клятву, что в случае его безвременной смерти она передаст этот документ верховному судье. Мы думали, что это по вопросу наследования, но теперь я вижу…

— Где этот документ? — перебил маркиз, сверкнув глазами.

— Среди ее вещей! Но, милорд, — она схватила его за руку повыше локтя, — мы не сможем им воспользоваться! Если измена отца будет доказана, это погубит не только его, но и всех нас! И титул, и состояние, и поместья — все перейдет в казну, а Форт… — Она задохнулась от страха.

— Я не собираюсь передавать улики властям, — заверил Родгар, — но и не намерен упускать такой исключительный случай. Ведь это мощный рычаг, с помощью которого мы вынудим вашего отца дать согласие на оба брака.

— И обеспечим Верити безоблачное будущее. — Девушка тяжело вздохнула. — Граф Уолгрейв Непогрешимый перестанет быть врагом Натаниеля и станет чьим-то еще — вашим, милорд.

— Не тревожьтесь. Поверьте, я могу постоять за себя лучше, чем сэр Уильям. — Впервые за все время разговора Родгар по-настоящему улыбнулся. — Согласитесь, судьба — коварная особа. Сэр Уильям устраивает все так, чтобы разоблачить вашего отца, если тот убьет его, но ему и в голову не приходит, что безвременная смерть может быть также промыслом Божьим. Получить удар в постели с любовницей — этого он никак не ожидал, но последствия оказались совершенно те же. Граф бросается в погоню за дочерью, которую мнит угрозой для себя, и натыкается на ваше противодействие. Неудивительно, что он так взбешен.

Честити вынуждена была признать, что мозаика почти сложилась.

— Да, но это мало улучшает мою ситуацию, — напомнила она. — Согласие отца — всего лишь деталь, и не самая важная. Я не хочу испортить Сину жизнь, скорее убью себя!

— Только не нужно драматизма. Это глупо: если вы убьете себя, то этим скорее всего испортите Сину жизнь.

— Да что же это такое! — вскричала девушка в отчаянии. — Куда ни повернусь, всюду тупик!

— Зато я наконец вижу просвет.

Родгар звонком вызвал лакея, написал и запечатал какое-то послание и вручил ему.