Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошёл месяц с тех пор, как мы пережили афтершок. Уже месяц, как не видела Беса, получая от него пустые открытки с красивыми видами, которые он высылал на адрес клуба. По номеру телефона недоступен, поэтому оставалось только гадать, какая дорога ведёт его из одного места в другое. Он побывал в Тибете, потом Китай, Вьетнам, Камбоджа, затем перебрался через океан и оказался в Мексике, после в Бразилии, Перу и Сальвадоре. Эти открытки приходили пачками, или же одна за другой, так что сложно сказать, где он в настоящий момент или в какой очерёдности посещал эти страны. И всё за месяц. Я перебирала их каждый день и временами чувствовала укол зависти от того, с какой лёгкостью он путешествует по этим местам. Иногда даже жалела, что не решилась отправиться с ним.
В отличие от него, за этот месяц мне мало чем удалось похвастаться. Разве только тем, что вернулась за парту и теперь изучаю призраков с точки зрения экзорциста. Это было обязательное условие отца Андрея. Он сказал, что не допустит меня к работе, пока действительно не пойму, с чем на самом деле имею дело. Однажды Андрей отвёл меня в маленький конференц-зал, где на проекторе показал множество коротких фильмов. Что могу сказать — во время просмотра выбежала из комнаты и меня стошнило в туалете.
Я просто не была готова увидеть последствия одержимости призраками. Не была готова столкнуться с враждебностью полтергейстов, которые буквально потрошили людей, наслаждаясь происходящим. Мне стали сниться кошмары, ведь, чёрт, даже представить себе не могла насколько медиумы и экзорцисты отличаются друг от друга! Как будто они живут в разных мирах и это нечто по-настоящему дикое.
Потом Андрей объяснил: всё, что происходило на видео, лишь крайние случаи, которые редко случаются. Но я должна быть готова ко всему. Такая мощь и агрессия может произойти на самом рядовом происшествии. Это может случиться в любой момент, и я должна чётко понимать, действительно ли хочу стать частью этого.
Пока продолжается обучение, задаюсь этим вопросом каждый день. Единственное, что даёт силы — знание своих возможностей. Я не бесполезна, не беззащитна. Но попробуй скажи это своему подсознанию, которое вопит от страха по ночам!
Помимо этого, случилось то, что давным-давно должно было случиться — мои родители объявили в розыск Максима. Они приехали из-за моего звонка спустя несколько дней после афтершока. Полностью взяв ситуацию под контроль, отец почти не разговаривал со мной. Можно сказать, мы общались через полицейских. Допросы, допросы, допросы. Мои ответы были слабыми и недостоверными. Туманными, совсем беспомощными. Это было видно, но предъявить мне нечего.
Не знаю, где он. Не видела с ноября. Да, он говорил, что хочет уехать. Нет, не говорил куда. Нет, я не знаю его друзей. Мы мало общались. Я ничего не знаю о его жизни. Нет, не знаю. Не знаю. Не знаю…
Ответы бесили отца, на меня накричала мать. Они с лёгкостью обвинили меня в том, что брат попал в секту. Это был единственный вывод, который сделали полицейские, изучив оставшиеся после брата вещи. Благоразумно, перед их приездом, забрала дневники брата. Некоторых вещей лучше не знать. Того, что осталось, хватило, чтобы угомонить полицейских, дело отправилось в дальний ящик к явному неудовольствию отца. Меня поразило отсутствие в этом деле деда. Я боялась его приезда, боялась его допросов и вопросов. Я просто боялась его и, как оказалось, напрасно.
Несколько дней назад родители отправились обратно в Питер. Об этом узнала на стойке регистрации в отеле, где они остановились. По телефону ясно дали понять, что не желают меня видеть и слышать.
Мне было больно от их слов. Больно понимать, насколько они изменились, насколько безразличной стала для них. Виновата ли я в том, что произошло? Нет, конечно нет, но они уехали и поступили точно также, как и всегда. Забавно, но стало легче. Всё прошло лучше, чем думала, а слёзы — это всего лишь слёзы, они облегают душу, но не причиняют вред.
Оставшись сама по себе, почувствовала себя живой. Теперь, когда семья действительно отвернулась от меня, это чувство всех возможностей мира, окрыляло. Как и убивало осознание того, какой ценой получила эту свободу.
За три месяца испытала столько, сколько не испытывала и за всю свою жизнь. Я через многое прошла, стала взрослее и сильнее. Теперь лучше понимаю события, чётче вижу реальность. Начинаю осознавать, как поступать в дальнейшем. Вижу себя отчётливее и яснее, чем когда-либо. Опыт — самый лучший учитель, только плата за учение слишком велика.
***
— Марго, что-то ты совсем неважно выглядишь. С тобой всё в порядке? — спросил Андрей.
В библиотеке кроме нас двоих никого не было. Довольно серое место. Пронумерованные стеллажи. Компьютеры и парты. Тусклый свет, освещающий небольшое, камерное помещение, паркетный, истёртый пол, несколько плакатов, сохранившихся ещё с советских времён с классическими фразами: «Соблюдайте тишину!» «Не мусорите!» и так далее. Здесь тихо, очень тихо и спокойно. Скучно, но разве научная библиотека может быть интересной?
— Я устала. Только и делаю, что читаю исторические книги, просматриваю видеозаписи и зазубриваю порядок действий. Отсутствие практики угнетает. Как будто вернулась в школу. Да и всё остальное, — махнув рукой, откинулась на спинку стула и медленно выдохнула. — Не знаю, как объяснить. Последний месяц такой муторный получился. Да и ещё эти похороны… Неожиданная смерть Руслана Валерьевича, похороны погибших в афтершоке медиумов, приезд родителей. Какая-то бесконечная череда грусти. Я устала от всего этого. А ещё больше устала от ожидания. Что задумал Чёрный человек? Почему он так долго не проявляется? Что будет дальше? Мне не хватает определённости! — говорю нервно, с трудом удерживая пальцы от усталой дрожи.
Каждый раз, когда задумываюсь о происходящем, начинает болеть голова.
— Стабильности скорее всего, — внимательно посмотрев на меня, заметил он. — Ты не чувствуешь твёрдой почвы под ногами и тебе кажется, что весь мир вот-вот взорвётся, а ты не готова.
— В самую точку, — вяло улыбнулась. — Не знаю, что с этим делать.
— Тебе нужно развеяться. Расслабиться чуть-чуть, — сказал он задумчиво.
— Ты сегодня тоже какой-то не такой. Что случилось?
— Мой отец ведёт себя странно.
Андрей побарабанил пальцами по столу, а затем скрестил их в замок. По его лицу видно, что он обдумывает происходящее, пытаясь выловить логику. В такие моменты он выглядит старше, мудрее. Между нами не такая уж большая разница в возрасте, но по сравнению с ним, кажусь девчонкой. Это даёт чувство уверенности. Рядом с ним кажется, что я под защитой. Что могу переложить на его плечи свои проблемы и всё разрешится наилучшим способом. Странное чувство.
— Ты знаешь, после отъезда брата, он очень серьёзно отнёсся к моему воспитанию. Он всегда контролировал меня. Следил, чтобы я не отказывался от своего предназначения. Буквально нависал надо мной, отчего казалось, что кроме него в мире ничего нет. Это всегда тяготило меня. Я хотел уехать. Не бросить свою работу, просто переехать подальше от отца. Несколько лет назад узнал о программе Ватикана по изучению одержимости. Она длится около года, потом практика, а потом есть шанс остаться работать под патронажем католической церкви. Действительно интересная возможность, я даже начал изучать итальянский и готовить документы для поступления, но мой отец сказал нет. Он был резко против моей затеи и сказал, что не выделит на это денег из бюджета и не выдаст сопроводительного письма. Обидно то, что деньги, в принципе, не нужны. У меня остались сбережения из тех, что получил после смерти матери. А вот без письма попасть в эту программу невозможно. Сам факт существования такой кафедры отрицается церковью, поэтому если нет подтверждения того, что ты являешься частью нашего института, то нет и программы. Даже если я каким-то образом попаду в Ватикан и вступлю в программу, мой отец одним звонком способен отправить меня обратно домой. Мне пришлось отказаться от этой идеи, а вот теперь… — Андрей замолчал.