обе они были просоветскими. На самом деле первая из них, «Русский патриот», подпольно издавалась прокоммунистическим Союзом русских патриотов еще до окончания оккупации. В марте 1945 года эта организация объединилась с другой просоветской группировкой, образовав Союз советских патриотов. Соответственно, изменилось и название газеты [Дробязко и др. 2004: 177–179]. Тэффи отказалась писать для «Русского / Советского патриота», но и она, и другие выдающиеся писатели, в том числе Бунин, Ремизов, Адамович, Бердяев, согласились примкнуть ко второй газете, «Русские новости», вероятно, поверив заявлению ее основателя А. Ф. Ступницкого (1893–1951), что она будет близка по духу «Последним новостям», в которых тот был близким соратником Милюкова. Впрочем, всякое сходство с авторитетной предшественницей было чисто внешним, поскольку Ступницкий превратился в горячего сторонника Советов, и во Франции «Русские новости» стали их вторым рупором. Тэффи писала для этой газеты с 1945 по 1947 год, но избегала вопросов идеологии – в самом деле, после ее первого фельетона «Тот свет» (см. главу 11) и еще одного, посвященного актуальной теме атомной бомбы, она полностью отказалась от злободневной проблематики, а ее излюбленными темами стали русский язык и прошлое России[685].

Впрочем, то, что в «Русских новостях» Тэффи избегала политики, не означало отсутствия у нее симпатии к Советскому Союзу, поскольку она, подобно значительному числу русских, оставшихся во Франции после войны, полевела, повергнув в шок непримиримых противников СССР. Журналист и историк П. А. Берлин (1877–1962) пытался объяснить своим склонным к левизне, но антисоветски настроенным коллегам в Америке, что у тех, кому

…приходилось натерпеться и насмотреться неправдоподобных ужасов… слагалась невольно психология – свят и благословен всякий, кто положит этому конец. И… когда, действительно, геройские подвиги Красной Армии развернулись во всем великолепии, то готовы были все простить и все забыть… советскому правительству[686].

Наиболее значительную попытку сближения предпринял В. А. Маклаков (1869–1957), последний досоветский посол во Франции, который в течение более чем двух десятков лет осуществлял официальную связь между русской эмиграцией и французским правительством. Его визит в советское посольство 12 февраля 1945 года и заявление о признании «советской власти национальной властью» произвели фурор в эмигрантской среде[687]. Советский посол А. Е. Богомолов (1900–1969) был намерен привлечь и других, кого он считал сочувствующими позиции Маклакова, а они, по его оценкам, составляли «от 20 до 30 % эмиграции»[688]. В их число входили и некоторые писатели, среди которых он выделил «Бунина и Тэффи».

Богомолов, славившийся хлебосольными приемами, распространил свое гостеприимство на подходящих эмигрантов, в том числе и Тэффи[689]. В ее архиве сохранились два приглашения, одно – на празднование годовщины революции в ноябре 1946 года, второе – на обед с послом и его женой 18 января (год не указан)[690]. Впоследствии она отрицала, что была на этих приемах, но ее контакты с посольством, кажется, были более тесными, чем она была готова признать. В ноябре 1945 года Яков Полонский писал своему зятю Марку Алданову, что, по словам Тэффи,

…она была по делу в консульстве. Генеральный консул Емельянов… вышел на встречу в приемную… и громко на всю комнату обратился к ней: «Надежда Александровна, наша русская гордость, наша слава» и проводил ее в свой кабинет. Тэффи в восторге. Просила только в газете об этом не печатать. <…> У Тэффи (хитрой лисицы) свои практические соображения: боится, что ей это повредит в известном кругу[691].

Действительно, в архиве Тэффи хранится визитная карточка «Nicolaï Emelianov, Deuxième Secrétaire de l’Ambassade de l’U.R.S.S. en France»[692], на оборотной стороне которой написано: «Уважаемая Надежда Александровна, Прошу принять искреннее поздравление с наступающим новым годом. Желаю успехов в Вашей деятельности на благо советской Родины»[693].

Попытки Советов обаять эмигрантов усилились в июне 1946 года, когда была объявлена амнистия бывшим подданным Российской империи и советским гражданам, находящимся за рубежом, в результате чего, согласно некоторым оценкам, 6000 человек получили паспорта и вернулись в Советскую Россию [Johnston 1988: 179–180]. Соблазнить таких выдающихся личностей, как Бунин и Тэффи, было приоритетной задачей, и Советы подключили к ее выполнению одного из своих наиболее эффективных эмиссаров – знаменитого военного поэта и романиста К. М. Симонова (1915–1979). Летом 1946 года он несколько раз встречался с Тэффи и Буниным, воздействуя на них своим личным обаянием и кулинарными шедеврами, доставленными прямиком с их давно утраченной родины. В середине августа Тэффи писала Вале: «Очень талантливый и симпатичный. Страшно звал ехать в Россию. Катал на автомобиле и угощал московскими калачами и икрой, кот<орую> получил прямо из Москвы, в тот же день по авиону. Я калачи ела, но никуда ехать не собираюсь».

Бунина описала устроенный у них дома в честь Симонова и его супруги «московский ужин», на котором присутствовали Тэффи и Банин. На столе были «водка, селедка, кильки, икра, семга, масло, белый и черный хлеб – все прислано на авионе по просьбе Симонова»[694]. 26 августа, после отъезда Симонова из Парижа, Тэффи сообщила Вале, что они «очень подружились»: «Взял в Москву мои пьесы и обещал поставить». В другом письме она распространялась о привилегиях, обещанных ей Советами, и объясняла, почему она сопротивляется их уговорам: «Представители одной северной страны говорили, что если бы я захотела туда поехать, то мне дали бы и дом, и дачу, и слугу, и автомобиль. Но это значило бы уже, наверное, никогда с тобой не увидеться. И я ехать не хочу».

Воспоминания Банин об ужине у Буниных позволяют предположить, что отказ Тэффи был вызван не только соображениями личного порядка. Она описывает, как Тэффи и Бунин, языки которых развязались под влиянием льющейся рекой водки, набросились на жену Симонова, позволившую себе пренебрежительные высказывания о Франции:

К моему удивлению… [они], обычно такие суровые в отношении Франции, сейчас защищали ее изо всех сил, по принципу «сам ругаю, а другим не дам». В глубине души они, видимо, любили страну своего изгнания. Или им хотелось показать этим красным миссионерам, что марксистский рай уступает капиталистическому аду? <…> Они всячески старались смутить граждан страны, в которой Сталин управлял не только внешней политикой, армией, экономикой, партией, но и литературой, а главное – совестью [Банин 1979: 13].

Из интервью, данного в ноябре 1946 года, следует, что Тэффи была в курсе преследований, которым подвергались два наиболее одаренных писателя в Советском Союзе. Эти преследования совпали по времени с поездкой Симонова в Париж и тоже сыграли свою