чего-то прокисшего и перекисшего, чего-то застоявшегося, неприятных испарений. Жемчужная река — Чжуцзян — совсем непохожа на жемчужную даже в это солнечное и прохладное предобеденное время. Какой там жемчуг? Мутные воды реки словно не текут, а стоят на месте, потемнели от черных джонок. Джонки — убогое жилище, в которых живет никому точно не известное число кантонских семей. Когда-то, до освобождения, их было более 60 тысяч. Наш гид из туристического бюро говорит, что сейчас это число значительно уменьшилось. Но разве он мог сказать иначе? Джонка — это небольшая деревянная лодка, над которой на скорую руку сделана крыша. Дуют ветры, хлещут тропические дожди, налетают разъяренные, мутные волны, разносится тяжелый гнилой и застоявшийся запах, но человек вынужден жить здесь, как и вся его семья. Он здесь появляется на свет, здесь вырастает, женится, рожает детей и здесь… умирает. Здесь же, на этой, или на соседней, или на какой-то другой джонке, жили и умирали его деды и прадеды.

Сам город представляет собой странную смесь европейских и традиционно китайских архитектурных стилей. Широкие бульвары и небольшие, живописные улочки. Тротуары с навесами защищают от нестерпимой тропической жары и от тропических проливных ливней. В городе масса магазинчиков, сотни, тысячи магазинчиков…»

Вечером беседую с французским торговцем. Разговариваем в баре гостиницы, расположенном на самом верхнем этаже, под крышей. Торговцы и торговые посредники почти все мужчины. После сытного ужина внизу, в ресторане гостиницы, они поднялись сюда, в бар. Темы их разговоров — ассортимент и качество, цены, торговые возможности, перспективы и рынки.

С этим французом я познакомился в одном из павильонов ярмарки. В расстегнутой рубашке, вспотевший, он спорил о чем-то со своими китайскими партнерами и с присущим французам темпераментом вставал, вынимал какие-то книжки из своего портфеля, показывал образцы, затем опять садился и писал что-то порывистым, торопливым почерком. Порывисто и торопливо он разговаривал сейчас и со мной, словно хотел убедить меня в том, в чем я и так был убежден:

— Революция революцией, мон шер, а торговля торговлей. Китайцы всегда были торговцами.

И чтобы окончательно убедить меня, быстро достал из портфеля американский журнал «Бизнес уик» и сунул мне в руки.

— Прошу, прочитайте.

— Я не владею английским.

— Тре бьен… Тре бьен, мон шер. Я прочитаю: «Китай готов торговать хоть с дьяволом…»

— Китай готов, но готовы ли хунвэйбины? — заметил я в шутку. Он, видимо, не понял моей шутки, снова открыл портфель, быстро перебрал вырезки в какой-то папке и торопливо, как будто его кто-то подгонял, воскликнул:

— Неужели вы не читали о том, что сказал Чэнь И делегации Либерально-демократической партии Японии? «Китайская политика определяется правительством, а не хунвэйбинами». Это сказал не кто-нибудь, а Чэнь И — маршал, заместитель премьера, министр иностранных дел Китая. И сказал он это совсем недавно, несколько недель назад.

Меня поразило не это высказывание — оно мне было известно, — меня удивила подготовка бизнесменов и не только в чисто торговом плане…

Бар как-то необычно притих, не умолкал лишь француз. Будто вспомнив о чем-то, продолжал:

— И это не болтовня, мон шер. Вот конкретные цифры. — И вновь начал рыться, на этот раз в кармане. — Вот конкретные цифры, — повторяет он и перелистывает записную книжку: — Только за первые семь месяцев 1967 года Китай импортировал из Англии, Федеративной Республики Германии, Японии и нашей страны товаров на миллиард долларов. Миллиард долларов… Много это или мало, судите сами. Но самое важное не это. Важна тенденция… Перспектива… И поэтому мы здесь. Важен не только сегодняшний день. Важнее завтрашний.

Торговля с Японией и ФРГ действительно значительно возросла. Япония — на первом месте, ФРГ — на третьем. Однако не имел ли он в виду сотрудничество в другой области — в военной? Ведь не так давно английская газета «Дейли экспресс» сообщила о намерениях Китая пригласить из ФРГ для работы в стране специалистов в области авиационной промышленности.

Эту беседу я вспомнил год спустя в Гонконге во время другой беседы с бирманцем. Разогретый маутаем — крепкой китайской рисовой водкой, — бирманец говорил громко и запальчиво:

— Гонконг — единственное место, понимаешь, единственное, где товары и труд продаются за иностранную валюту. — И чтобы у меня не осталось никаких сомнений, как-то раздраженно повторяет: — На своей собственной территории, понимаешь? На своей собственной территории продает свои товары и свой труд. Только за чужую валюту.

И продолжает:

— Через Гонконг Китай каждый год получает более 600 миллионов американских долларов. За счет чего? За счет экспорта различных товаров, банковских операций, эксплуатации гостиниц и магазинов, переводов денежных сумм гонконгских китайцев своим близким. Китай вывозит в Гонконг все: рис, овощи, свинину, птицу, фрукты и воду. Вода измеряется галлонами и оплачивается долларами…

Наш гид из туристического бюро не хотел, а может быть и действительно не мог, показать нам Музей революционного движения. Ведь во время «большого тайфуна» были повешены большие замки на все музеи. На все? Нет, один был открыт — музей Мао. Но мы и так знали, что Кантон — это история, живая история. Ведь именно здесь, в Кантоне, еще в начале XVI века, в 1516 году, бросил якорь первый европейский, португальский, корабль. С появлением первых европейцев начинаются и первые грабежи. За португальцами последовали голландцы, затем испанцы, а в первой половине XVII столетия прогремели залпы английской морской артиллерии. Англия вторглась на кантонскую, китайскую землю.

Военные корабли проложили путь торговым судам.

И началось опиумное наступление.

Недалеко от Макао, на юго-западе, бросил якорь первый корабль, доставивший опиум. Отсюда начинается и тайная переправа опиума из Китая. По китайской земле расползлись многочисленные миссионеры. Они разносили «слово божье» по провинциям и областям, а в секретные сейфы Ост-Индской компании стала стекаться информация о производстве в них опиума. По проторенной миссионерами дороге отправились агенты-контрабандисты. Русский путешественник в то время писал: «Опиум. За него китайцы отдают чай, шелк, металлы, лекарственные травы, отдают пот, кровь, энергию, ум, всю свою жизнь. Англичане и американцы хладнокровно берут все это и превращают в деньги…» Опиум лишает человека памяти, постепенно отравляет весь его организм, но какое это имеет значение? Ведь в сейфы английской Ост-Индской компании текут потоки фунтов стерлингов.

Двери для ввоза опиума открыты. Но опиум, по словам Маркса, вместо усыпляющего, оказывает пробуждающее действие. Пробуждаются широкие народные массы, происходит стихийный взрыв народного гнева. Начинаются крупные крестьянские восстания-войны. Первой из них была война тайпинов.

Сейчас в Кантоне зима. Зима для тропического юга — это по-весеннему прозрачное небо, высокое, сверкающее солнце и свежий, прохладный воздух,