Видимо, общая радость и оживление передались и Тимуру. Легонько поддав коня каблуками в бок, он поскакал к отряду, расположившемуся в ложбине, в стороне от других войск.

Когда уже расстояние до отряда оставалось лишь в три-четыре полета стрелы, эмир понял, что это не его войско. Прежде всего насторожило, что не было присущих остальным его туменам порядка и деловитости, доносились шум и смех. Одни воины уселись в круг, а внутри круга идет борьба, а другие воткнули копья, повесили на них кожаные мишени и состязаются в меткости, третьи же растянулись на траве и слушают курай. Гул стоит в ложбине. Одни борцов подбадривают, другие кураиста нахваливают, кричат: «Хай, тысячу лет живи!», «Пусть умножатся твои стада!», «Ну, чисто соловей заливается!».

При виде всадников в богатых одеждах, увешанных дорогим оружием, на сверкающих драгоценной сбруей и седлами конях сидевшие с краю воины тут же вскочили на ноги. Крики: «Аргын!», «Аргын!» — покатились по лагерю.

— Башкиры, — сказал начальник охраны, поклонившись эмиру.

Тимур и сам понял это. Он стоял, кидая по сторонам быстрые взгляды, не зная, к кому обратиться, как по степи, перекатываясь словно эхо, разнеслось:

— По коням!

Войска мгновенно пришли в движение, и вот уже две тысячи всадников стояли в ровном, словно по нитке протянутом строю. Каждая сотня отдельно, перед каждой — сотник. Трое всадников стояли особняком. Один из них взмахнул камчой, и клич: «Да здравствует великий царь Тимур!» — сотряс воздух далеко окрест.

Трое всадников во весь мах поскакали навстречу эмиру, осадили, подняв на дыбы, коней и стали в нескольких шагах от пего. Все трое враз поклонились. Эмир не знал, удивляться или сердиться тому, что они не спешились, не упали на колени. Сказал, поморщившись:

— Подойдите поближе, башкирские воины! — И переднему — Назови себя!

— Аргын я! Начальник вот этого твоего войска! — бодро прокричал Аргын. — Этот — мой помощник, Таймас-батыр. А тот — Хабрау-сэсэн. Сейчас толмачом у нас.

Пока Хабрау переводил его слова, начальник охраны шепнул Тимуру:

— Аргын — сын Богары-бея, великий хазрет.

Взгляд Тимура прошел по Хабрау. Кажется, этого человека он уже видел. Где? Когда? И тут же отмахнулся от самого себя: нигде, никогда! Какой толк запоминать всякого… Его внимание на войске. Двадцать сотен — двадцать застывших ровных квадратов, и у каждой кони одной масти; хоть одеты воины пестровато, но у каждого на голове лисья шапка, что же касается оружия, то оно ничем не хуже, чем у воинов самого Тимура: за спиною колчан, на поясе сабля, к седлу подвешены аркан и тяжелая палица.

Но с каким бы удовольствием ни следил великий эмир за башкирским войском, взгляд его был сумрачен. Он высказал пожелание объехать строй воинов. После осмотра приказал Аргыну, который ехал, не отставая от него ни на пядь:

— Ну-ка, отважный сын уважаемого Богары-бея, пусть твое войско покажет свою ратную сноровку, — и вместе с сыновьями и внуками поднялся на вершину вздыбившегося посреди степи холма.

Аргын каким-то условным знаком подозвал к себе сотников и отдал приказ, сотни тут же разделились на две половины. Одна, пустив лошадей в галоп, отъехала к тому покалеченному лесу, другая поскакала к холму поодаль. Лощина опустела.

Сам Аргын встал у подножия холма, на который поднялся эмир со своей свитой. Пронзительно свистнул. И тут же с двух сторон два грома, два потока ринулись навстречу друг другу.

В миг, когда сошлись два войска, Тимур даже зажмурился — так яростно они сшиблись. От ржания лошадей, сверкания сабель, выкриков, с которыми воины разили «врага», он поначалу опешил. Словно не военная игра перед ним, а настоящий бой. Но искусный полководец, умелый воин Тимур видит, что башкирские джигиты в этой схватке осторожны и вреда друг другу не наносят.

— Афарин! Афарин! — крикнул он в восторге.

Но тут же опять вспыхнуло раздражение. Нет, не оттого, что какой-то там Аргын не встал перед ним на колени. Если он приветствовал лишь кивком головы, таковы, значит, их дикие обычаи. Причина в другом. Ведь если бы хитрый Богара поступился своими тайными расчетами и вместе с этими двумя тысячами львоподобных воинов прислал еще тысяч семь-восемь, какая была бы существенная подмога! Кони быстрые, оружие отменное. А про ратное искусство их и говорить нечего.

Тимур собрал волю в кулак, постарался подавить разгорающийся гнев. И впрямь, даже если не десять, а двадцать тысяч дал бы — все равно они рядом с грозными, не ведающими страха туменами Тимура-Гурагана были бы схожи с впадающей в море речушкой. Так что и душу травить незачем. Море и есть море. Какая сила может его укоротить?

Эмир не стал дожидаться конца «сражения», повернул коня к своему шатру. Когда же Аргын пригласил его на бишбармак и кумыс, посчитал за ту же невоспитанность. Лицом посуровел, брови переломились. Но и на этот раз он сдержал раздражение, лишь усмехнулся про себя: откуда и знать сыну дикого народа, как нужно вести себя с царями?

Пустив коня рысью, эмир чуть слышно проговорил:

— Пусть их место будет в раю, — и провел руками по лицу.

Один из сыновей, ехавший рядом, не расслышав, переспросил:

— Слушаю, великий хазрет?

Тимур приказал тусклым голосом:

— Перевести башкирские тысячи в самый первый ряд передового тумена в центре.

Уже этим самым войска Аргына заранее были обречены на гибель. Башкиры, отбив первое нападение Тохтамыша, должны были остаться лежать, как те искалеченные бурей деревья, но ценой своей жизни открыть передовым туменам эмира дорогу в центре.

Поначалу Аргын не понял, что ждет его войско. Когда снова тронулись в поход и его тысячи перевели во главу колонны, он это даже истолковал к лучшему. Сзади только и знали что глотали пыль, а здесь хоть вдоволь, всей грудью дышишь свежим воздухом. На привале же трава коням достается свежая, невытоптанная, вода чистая, незамутненная.

Сразу, как влились в войска Тимура, Аргын попытался отыскать брата Айсуака. Но в растянувшихся на десятки верст воинских колоннах найти нужного человека было немыслимо. И еще Хабрау все никак не может уехать из войска. Да и джигитам не хочется отпускать его от себя.

В течение двух дней, не прерывая движения, тумены великого эмира обучались новому боевому построению. И здесь башкиры не подвели, заслужили похвалу темника авангарда. Аргыну с Таймасом и обоим тысячникам накинули на плечи дорогие зиляны.

Когда до речки Кондурчи оставалось с полдня пути, ранним вечером, в самом начале сумерек, был дан приказ занять боевой порядок и располагаться на отдых. Аргын уже слышал, что разведчики