— Когда-то мать с Любеном попросили меня сделать отмычку, на тот случай, если будет какая-то проблема с замками клеток.

— Универсальный ключ? — спросила Тринитэ, которая уже поняла, что обречена снова спуститься под землю. — Но кто знает, подойдет ли он к тому замку?..

— Никто, — ответил Сильвен, хотя, судя по виду, был полностью уверен в успехе. — Но мы сейчас сами это проверим!

Воскресенье, 19 мая, 14.20

— Сработало! — произнес Сильвен торжествующе, ощутив легкий щелчок замка большим и указательным пальцами.

Тринитэ ничего не сказала — в горле у нее стоял ком. Немного отступив назад, она наблюдала за тем, как Сильвен приподнимает и сдвигает в сторону тяжелую металлическую крышку люка, освобождая проход, которым она два дня назад пыталась воспользоваться.

«Разве отец был не прав? Разве не правильно он сделал, когда закрыл этот колодец, чтобы не дать мне заблудиться навсегда в подземелье?» — думала она, глядя, как Сильвен, склонившись над колодцем, втягивает ноздрями поднимающийся оттуда запах с таким видом, словно это аромат изысканных духов.

— Это хороший запах, — сказал он, словно услышав ее мысли. — Такой же я чувствовал, когда вошел в подземный ход из клетки белых обезьян — запах свежей воды и леса.

Обреченно вздохнув, Тринитэ села на траву, чтобы переобуться в резиновые сапоги. Затем в последний раз огляделась по сторонам.

«В сущности, „Замок королевы Бланш“ — настоящий оазис», — подумала она, разглядывая огромные деревья, ряды которых отделяли дом от внешнего мира. За этой живой стеной царили паника и хаос, по улицам бродили растерянные горожане, да и город был как будто сам не свой…

Сильвен, надев резиновые сапоги отца Тринитэ (сорок седьмого размера, на три размера больше его собственного, — должно быть, мужчина был настоящим гигантом!), последовал ее примеру и на некоторое время тоже погрузился в созерцание, прежде чем начать спуск под землю. Он осмотрел фасад дома с пристальным вниманием хирурга, как если бы надеялся обнаружить на нем первые симптомы болезни, которую собирался излечить.

Он чувствовал мощный прилив воодушевления. Недавнее установление связи между маршрутом белых обезьян, подземным руслом Бьевры и символом ОЛК наконец-то придало его собственной роли в происходящем смысл и ответственность. Нет, он оказался здесь не просто так. И встреча с Тринитэ тоже была не случайной. Какова бы ни была ответственность матери и Любена за случившееся — он распутает этот клубок!

— Ты готова? — спросил он Тринитэ, стоя возле люка, словно альпинист в конце спуска перед началом нового подъема.

Девочка последний раз взглянула на дом. В окне третьего этажа она увидела силуэт Нади: прижавшись лбом к стеклу, та смотрела в пустоту, прижимая к груди свернутый ворох одежды, словно баюкая своего похищенного ребенка. По лицу ее струились слезы. Это зрелище усилило решимость Тринитэ.

— Спускаемся, — сказала она твердо.

Сильвен поставил ногу на верхнюю перекладину металлической лестницы.

Воскресенье, 19 мая, 14.35

Спуск казался бесконечным. Цепляясь за скользкие грязные перекладины лестницы, Тринитэ двигалась вниз со скоростью улитки. Однако слабое пятно света у нее над головой было уже неразличимо — вокруг царила сплошная тьма.

— Какая же здесь глубина? — наконец спросила она у Сильвена.

— Метров двадцать, — послышался глухой раскатистый голос из какой-то, казалось, недостижимой глубины. — Примерно как в тех подземельях, по которым мы шли прошлой ночью…

«Да, но прошлой ночью мы прошли через огонь и воду… нацистский бункер, полчища крыс, туннель метро… а по выходе — наводнение…»

Напрасно Тринитэ называла свои страхи по именам, словно пытаясь их заклясть, — они не исчезали. Она посмотрела вниз, но не увидела даже собственных сапог.

— Эй, ты спускаешься? — окликнул ее нетерпеливый голос Сильвена, на сей раз идущий словно из самого центра Земли.

— Да, да! — отозвалась с раздражением Тринитэ.

Она попыталась ускорить движения, но почти сразу оступилась и потеряла равновесие. И вдруг ее пронзило резкое ощущение холода.

— Осторожно, вода ледяная! — произнес Сильвен рядом с ней.

«Ну наконец-то!..» — подумала Тринитэ с облегчением, несмотря на ощущение, что ее ноги почти до колен вмерзли в толщу льда.

Что ж, по крайней мере, теперь они были внизу. В абсолютной, непроглядной темноте.

Девочка инстинктивно подняла голову — круглое отверстие колодца, через которое едва пробивался свет, казалось бледной луной в туманной ночи.

Тринитэ нащупала укрепленный на ремешке налобный фонарик, найденный среди спортивного снаряжения отца, и с трудом включила его негнущимися пальцами.

— Эй, осторожнее! — недовольно произнес Сильвен, заслоняя ладонью глаза.

Впрочем, слабый свет фонарика уже в двух шагах от них почти не позволял что-либо различить. Дальше все тонуло в мягкой густой темноте подземной ночи.

Но Тринитэ, немного приободрившись, стала осторожно перемещаться на освещенном пятачке, поворачивая и запрокидывая голову, и вскоре разглядела сводчатый коридор, уходящий в темноту, — должно быть, по нему и тянулось русло протекавшей здесь некогда реки.

— В это подземелье ведет и спуск из хижины Любена? — спросила она.

Сильвен наклонился, зачерпнул пригоршню воды и поднес ее к губам.

— Судя по всему, да, — ответил он после недолгого сосредоточенного молчания.

— И вы действительно думаете, что мы пойдем через этот коридор, по колено в воде? А ведь она, возможно, будет прибывать…

При мысли об этом Сильвен застыл. Затем попытался призвать на помощь свой профессорский авторитет.

— Бьевра исчезла сто лет назад, — произнес он немного более жестко, чем подобало в данном случае, — как будто признать нынешнее существование Бьевры означало бы убить всю романтику воспоминаний о ней. — В районе предместий вода в ней еще сохранилась, но с начала двадцатого века до Парижа она не доходит.

— По официальным сведениям, — заметила Тринитэ, входя в коридор. — Но откуда берется вот эта вода?

Однако Сильвен стоял на своем:

— Сточные воды, грунтовые воды, да неважно что… Для нас сейчас главное — повторить маршрут белых обезьян.

Удивленная переменой тона профессора, Тринитэ лишь спросила:

— Вы хорошо здесь ориентируетесь?

— Надеюсь, что да, — пробормотал Сильвен. Некоторое время он оставался в нерешительности, затем повернул налево.

Тринитэ решила больше ничего не говорить, а заодно поменьше размышлять. Но воспоминания о прошлой ночи постоянно приходили ей на память.

«Главное — не думать о крысах!»

Однако любой, даже самый слабый звук — капающая вода, шорох собственной куртки, отдаленный шум от проносящегося где-то над головой поезда метро — заставлял ее вздрагивать.