и даже на вопросы отвечал отрывисто, односложно. И глядел недобро, как на чужих. Похоже, в такие минуты он и сам себе был чужой. Целый мир был виноват перед ним – но он ничуть не снисходил до обвинений в его адрес, а просто не желал с ним разговаривать. Поскольку и Марина с Кириллом были частью этого нашкодившего мироздания, то и они себя чувствовали виноватыми под этим взглядом. И как у него испросить прощения?

– Вот ведь как бывает, – говорила Марина. – Глазом не успеваешь моргнуть, как оказываешься в положении тех, кого хоть раз осудил. Давно ли мы обмолвились, что вот, мол, люди берут детей только на лето – и сами взяли Сашу…

– …Ну, и пусть будет не только на лето! – продолжил за неё Ромка.

Марина вздохнула.

Да уж. Вот появляется в твоей жизни человек. Может быть, маленький человечек. И ведь пока не появится, тебе и в голову не придёт, как без него пусто, как его может не хватать. Но зато уж как появится, а потом нависнет осознание, что скоро исчезнет… нет, это гораздо тяжелей, чем если бы вовсе не появлялся!

Вообще за короткое время общения с Сашей почти все подпадали под его бесцеремонно-беззащитное обаяние. "Цветущий репейник ему на герб, если б он был рыцарем! – сказал Кирилл. – Это такой талантливый репейник, что ведь прицепится – а ты ему ещё и рад будешь!" И действительно, в нём жил, как во многих детях, тот гениальный манипулятор… вся "хитрость" которого заключается ровно в том, что ты, мгновенно все его простенькие манипуляции разгадывая, так же мгновенно и совершенно осознанно на них поддаёшься. Честный хитрец! Провокатор, помогающий тебе остаться Человеком.

Бог, в этом смысле – тоже "провокатор", да ещё какой!

Откуда-то из глубин Вселенной влетают в нашу жизнь живые метеоры, чтоб привнести в неё беспокойство, хлопоты… и через них – хоть какой-то смысл.

– Я конечно, чуть утрирую, – делилась Марина с Кириллом, – но за эти дни уже сама начала забываться, кто из этих двух сынишек мне родной. Их как-то теперь всегда двое – всё, в единичном экземпляре они больше не водятся. Со стороны все их принимают за братьев. Видимо, испокон века так: мальчишки, если уж дружат, сливаются в какую-то нерасторжимую двоицу. Прямо Сан-Ремо получилось – Саня плюс Рома. Они же у нас даже чувствуют друг друга на расстоянии. Мне и прежде Ромка рассказывал: сколько раз они выходили из домов одновременно – шли друг к другу и встречались точно на середине пути! И при этом, телефона у Саши нет! Какая-то у них другая, телепатическая связь.

Последние дни разные разговоры шли около проблемы, но всё ближе и ближе.

– Вот жили б вы поближе к детдому – брали бы меня каждое варенье, – обмолвился как-то Саша (забыв, что ещё совсем недавно не желал даже Ромке давать адрес).

– Что? – переспросила Марина насчёт варенья.

– Каждое воскресенье. Но это я так… вы же издалека.

– Нет, уж если брать, то брать насовсем, – твёрдо сказала Марина.

– Если брат, то брат насовсем, – переделал на свой лад Ромка.

– А тебя кто-нибудь ещё, кроме дяди, пробовал усыновить? – спросила издалека Марина.

– Да приходила однажды какая-то тётька, ахала: "Ой, какой мальчик, какой оду-хотво-рё-ённый! у него глаза, как озёра!.." Я говорю: "Ага блин, у меня там и рыбы плавают!" Ну, она много над кем у нас там ахала. И никого не усыновила. Видать, поехала на озёра. Рыбачить. Или уже утонула там. Хотя не-е, она не утонет!

– Ну и как тебе теперь Саша? – осведомился Рома. – До сих пор, как тогда, считаешь, что он "юный гопник"?

– Нет, тогда я очень ошибался! Он… корова по отношению к гопникам!

– Как!? – оторопел Ромка. – Он же совсем не толстый.

– Да не в том дело! Он всё, что только нахватал на улице, в семье, в детдоме, как-то так переработал в себе во что-то… благодаря чему с ним можно общаться. Даже интересно общаться!

– То есть, в данном случае, "корова" – это хороший человек!? – подвёл итог Рома.

– Да, – серьёзно сказал Кирилл. – Редкий человек!

И ещё подумал: "А я бы так не смог! Всякий хороший человек по отношению к беде – как корова по отношению к траве. Поедает её и получается молоко".

– Мам! Ну, если мы его обратно отдадим в детдом, то это… это всё равно что меня отдали бы в детдом! Я буду каждую минуту думать, что он там, и получится, как будто я всё время буду там.

– Да успокойся ты, Ром! Думаешь, я что ли, хочу его отдать! Не отдадим уж как-нибудь. Но сказать "не отдадим" – одно, а сделать, чтоб не отдали – совсем другое. Тут надо много и терпеливо… Давай, мы с дядей Женей будем делать – а ты хотя бы просто молись, чтоб у нас всё получилось.

Приехал на пару дней отец Кирилла – "дядя Женя". Вечером состоялся семейный совет.

– Вот смотришь на детдомовцев и думаешь: "Но ведь все мы такие! По-моему, Адам и Ева после потери рая – первые детдомовцы. Ну почему! Почему кому-то не дано даже самое простое, что дано всем остальным!?" – как обычно, из философского далёка, начал было Кирилл.

Ответ к отцу пришёл сам собой:

– Не почему, а для чего. Чтоб мы это дали. Помнишь, я тебе ещё в детстве, бывало, говорил: "Не жуй сырые "волнушки" – думай, как проблему решить!"

Бывает, что одно решение приходит к нескольким людям разом – словно в мыслях они тайно сговорились заранее, прежде, чем на словах. Всё же ясно и без слов. Но слова всё-таки однажды должны быть произнесены: сути когда-то положено обрести форму.

Рано или поздно наступает такой момент, когда, как говорила Марина, легче что-то делать, чем ничего не делать. Во всём есть логика: сказал А – скажи Б. Встретил человека, который тебе как сын… – убери из своей жизни либо его, либо "как". Третьего не дано. Рано или поздно всё становится настоящим. А всё настоящее оформляется.

Не мы ищем своё дело – оно нас находит. Падает, как снег на голову – бабах… Но вот как дети радуются снежной возне, так и ты странно радуешься этому свалившемуся кому. Понимаешь, какой бессмысленной была жизнь, пока он не упал!

– Мам, а как это ты вообще заранее знала, что дядя Женя согласится усыновить? – уже через час спросил удивлённый Рома.

– Знаешь, Ром… если ты кого-нибудь в жизни сильно полюбишь, ты вспомни, что я тебе сейчас