– Вас удивляет? – холодно поинтересовался мужчина. – Большинство подобных мальчишек предлагают еще и себя. Или младших братьев.

Меня затошнило.

Агаи ошарашенно молчал некоторое время, а потом ахнул:

– Надо рассказать об этом ужасе правителю Сырта!

– Он знает. Здесь это в норме, привыкнете, – коротко ответил наш земляк.

Ну это вряд ли. Привыкнуть к такому нельзя!

Не могу сказать, что жители Наорга отличались благонравием и целомудрием – ищущие всегда могли найти место, где можно купить для плотских утех невинную юную девушку, выставленную на продажу родителями, жертву нищеты и безвыходности. Но в открытую такими делами никто не занимался. А за мужеложство полагались позорный столб, штраф в триста золотых и лишение дворянства. Простолюдина попросту распяли бы. Ибо, как сказано в Законе Ирия: «Не будут топтать грязными ногами землю те, кто восходит на ложе с подобными себе». А наш король эту заповедь блюдет особенно рьяно, видно потому, что остальные не получается.

– Вот мы и пришли, – остановился Рис перед очередным неказистым домишкой с заколоченными окнами.

Мужчина выбил дробь по гулкому дереву костяшками пальцев, и мы услышали, как сдвигается засов.

– Прошу! – отступил в сторону хозяин, пропуская нас в дом.

Прямо с порога Рис попросил нас разуться:

– Мы несем на себе пары заразы. Плащи и сапоги придется сжечь. Не переживайте, мой слуга отличный сапожник, он стачает вам новые за пару дней. Плащи я подберу из своих запасов.

Ну что же, хозяину виднее. Он в этом кошмаре провел не один день.

Мы покорно избавились от одежды, а слуга тут же подцепил ее крюком и забросил в очаг.

Потом нам налили теплую воду, поставили баночку с мыльным раствором. И только после того как мы вымыли руки, провели дальше.

Жилище внутри сразу поразило наше воображение: те строения, которые мы видели на улицах, были лишь малой частью настоящих домов, прятавшихся в склонах туфового холма.

Нас провели во внутреннее круглое помещение глубиной примерно в пять человеческих фигур, служившее гостиной, если судить по небольшому столу и паре диванов, вырубленных прямо из породы. Из него расходились лучами в разные стороны коридоры, ведущие в другие комнаты.

– Сейчас вас проводят в гостевые покои, – сообщил Лаланн. – Обед подадут через два часа, так что у вас есть время отдохнуть и привести себя в порядок с дороги.

– Рис, скажите, почему вы решили нам помочь? – спросил я, наблюдая за милитес, и не добавил поговорку про бесплатный сыр лишь из уважения к гостеприимству нового знакомого.

Мужчина улыбнулся моим словам. Он прекрасно понял, о чем я умолчал.

– У нашей общины благородных выходцев из Наорга принято поддерживать вновь прибывших. К тому же вы принесли самые свежие сплетни о моей неласковой родине. Ну и… Кто во время мора откажет в гостеприимстве лекарю? Хотя… – Рис повел бровью: – Врачевателям сейчас приходится особенно трудно, их жизни угрожает не только болезнь. Особенно если они чужеземцы. Вы выбрали не самый легкий способ зарабатывать себе на хлеб, Агаи.

Ну это дело известное. Кто виноват, когда все вокруг хуже некуда? Конечно сосед, особенно если ему хорошо и его жена красивее и моложе. Или иноверец. Или чужеземец. Или женщины. Или мужчины. Или боги. Но никогда ты сам!

Из темного проема коридора вынырнула маленькая пухленькая служаночка, одетая в рубаху по колено и просторные штанишки длиной до щиколоток. Девушка поклонилась и замерла, выжидающе глядя на нас круглыми темными глазами.

Служанка шла впереди не оглядываясь. Вышитые кожаные туфли без задника звонко шлепали девушку по голым пяткам, оживляя царившую вокруг тишину. С первых же шагов по оранжевому туфу дом Риса напомнил мне степной муравейник: на поверхности видна только небольшая кучка утрамбованной земли, все остальное скрыто внизу. Пожалуй, я не отказался бы от такого жилья: оно не привлекает внимания, его легко защищать, можно вырубить столько тайных ходов, сколько душе угодно, и места предостаточно. Только в этом проходе не меньше десяти комнат, по пять с каждой стороны. А всего коридоров… по кругу четыре на каждом ярусе. Ярусов – три.

Вот это я понимаю – хоромы! Наверняка строители предусмотрели все – вплоть до амбаров и конюшен.

Прислуга распахнула дверь и отодвинула в сторону белоснежную хлопковую занавеску, пропуская нас в гостевые покои. Свет зажегся, как только женщина хлопнула в ладоши.

Комнаты мне понравились еще больше. Не загромождено мебелью, но есть все, что требуется. Опрятно, воздух, несмотря на то что мы под землей, чист и свеж. Не то что на улице.

Покои соединялись с еще двумя комнатами поменьше – в одной мы нашли небольшой, наполненный прозрачной водой бассейн, а во второй… нужник. Замечательно. Люблю, когда удобства в доме.

За обедом, довольно скромным, Рис посоветовал нам не ходить в первый же день на поиски проводника. Все равно из города не выпустят – за его пределами расположились княжеские войска, отстреливающие из арбалетов любого беженца.

– Князь вспомнил о безопасности своего народа, как только ему доложили о начавшихся смертях. Правда, не так, как ожидали, – с горькой желчью сказал, словно выплюнул, Рис.

В беседе мы поначалу были лишь слушателями. Сам милитес так объяснил свою разговорчивость:

– С тех пор как болезнь пришла в Сырт, общаться стало не с кем – все забились в норы, как крысы.

Мне же показалось, что Рис просто не в состоянии больше удерживать в душе то, что накопилось за страшные дни мора.

Слова неохотно срывались с кривящихся губ мужчины:

– Горожане попрятались по своим комнатам и боятся! Они опасаются всего: врачей, друзей, родственников, незнакомых вещей, кошек, собак. Даже воздуха и собственных мыслей! Улицы опустели, а храмы переполнились трупами. Матери теряют детей, сыновья – отцов! Но вот что интересно – в сердцах людей нет места для жалости!

Рассказчик остановился – оросить пересохшее горло красным вином.

Гробовую тишину подземного жилища на миг разбил звон соприкоснувшейся гранями хрустальной посуды.

– Нет жалости ни к друзьям, ни к родным – ибо она опасна! Нарушены все законы природы и любви… Стоит кому-то заболеть, как его или выгоняют на улицу умирать, или закрывают в каморку, кидая еду через щель, словно собаке. – Милитес горько усмехнулся. – А толку? Они все равно не найдут спасения! Сойдут с ума от страха и одиночества. – Наконец поток слов иссяк, и милитес мрачно изрек: – Жрецы говорят – это наказание за наши грехи. Ну какие грехи могут быть у годовалого младенца?!

Хозяин откинулся на спинку дивана, помолчал и глухо, словно в трубу, сказал:

– Самые мудрые или самые отчаявшиеся уходят жить в гробницы, не дожидаясь крюка похоронщика.